Сегодня, однако, на стене никто не сидел, и ничто не отвлекало Натана от того, что сказала ему мать: он должен будет отправиться к Господину.
IV
В конце Конюшенных рядов виднелся Поставщик, стоящий возле своей повозки: трубка в зубах, в руках колокольчик. Его тело было скрюченным и плотным, словно иссохший дуб, и примерно настолько же твердым. Вторую руку он положил на дверцу клети.
Натан заколебался. Дождевая вода стекала по его лбу и щекам, попадала в рот, так что при дыхании вылетали брызги, словно плевки. Натан молчал и не шевелился.
Давай сюда, паренек, если ты едешь, хрипло проворчал Поставщик. Последний звонок.
Слова клокотали в его глотке, забитой табачной смолой. Он швырнул колокольчик к задней стенке повозки, вытащил трубку изо рта и выпустил вверх, к облакам, струю серого дыма.
Лошадкам не терпится выбраться из этого ада И я не собираюсь удерживать их ради выползших из Грязи подонков вроде тебя.
Поставщик оторвался от дверцы, повернулся, прищелкнул языком, и лошади тронулись шагом. Стиснув кулаки от боли в ступнях, Натан побежал к повозке:
Подождите!
Поставщик обернулся, снова зажал трубку в зубах и приглашающе протянул к нему обе руки:
Хочешь встретиться с Господином, а?
Натан встал как вкопанный. Поставщик улыбнулся улыбкой лисы, нашедшей гнездо с новорожденными крольчатами. Натан едва не кинулся обратно домой, к матери. К отцу. Еще бы чуть-чуть
Да, сэр, вымолвил он. Я хочу отправиться к Господину.
Поставщик шагнул вперед, пыхнув трубкой.
Тогда полезай в клеть, паренек! Поглядим, получится ли у нас излечить тебя от этого желания.
В клети было полно других мальчиков. Они молча разглядывали Натана. Это была странная компания: одни чреворожденные, другие явные палтусы. Ни справа, ни слева никто не подвинулся, чтобы дать ему место на скамье, так что он уселся прямо на пол, прислонившись спиной к дверце клети. Один из мальчишек приподнял козырек своей кепки. Из тени на Натана глянул единственный глаз второй был пустым и черным. Это был Гэм Хэллидей.
Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? проговорил Гэм ломающимся голосом, дребезжащим, словно жук в спичечном коробке. Никак, это малыш Натти Тривз!
Повозка вздрогнула, колеса заворочались, Поставщик щелкнул поводьями.
Гэм? Что ты здесь делаешь? отозвался Натан, натягивая воротник повыше. Разве ты не знаешь, что Господин любит только красивых?
Тот ухмыльнулся: единственный белый зуб торчал, одинокий и кривой, словно заброшенный могильный камень.
У каждого свой вкус И вообще, ты думаешь, Господину нравятся такие тощие огрызки, как ты?
Гэм подтолкнул сидевшего рядом пухлого мальчика, которого Натан не видел прежде. Тот кивнул, улыбнулся и отправил в рот квадратик какой-то желтой поблескивающей субстанции. Он что-то ответил, но слова затерялись среди жующих челюстей.
Натан запустил ладонь под рубашку. Если хорошенько надавить на живот, можно сделать так, чтоб почти не урчало.
Мне наплевать, что нравится Господину, сказал Натан. Я все равно не собираюсь с ним жить.
Гэм медленно покивал и поджал губы.
И
действительно пробормотал он. Кому нужно, чтобы его каждый день кормили? Кому нужна сухая койка? Кому захочется посылать домой по шиллингу в конце каждой недели? Явно не маленькому лорду Натану.
Он может оставить себе свой хлеб и свою постель. И свои деньги тоже.
Натан отвернулся и принялся смотреть на скользившие мимо трущобы, постаравшись принять как можно более отчужденный вид. Гэм, однако, не отставал:
Ну да, ну да А как же твой папаша? Разве ему больше не нужно лекарство? Что-то я его в последнее время совсем не вижу.
С протянутых поперек дороги веревок свисали закрепленные за плечи рубашки; влага капала с рукавов в канавы, забитые уличным мусором. Все, что было достаточно сухим, чтобы гореть, сваливалось в кучи и поджигалось повсюду, где для этого находилось место; таким образом из хлама извлекалось все возможное тепло и уничтожалось то, что иначе стало бы гнить и разлагаться. Отбросы, экскременты, трупы все шло в огонь. Там, где костер успевал догореть прежде, чем пропитывался дождевой водой, оставались пепельные круги; в других местах возвышались груды мусора, куда вторгалась Живая Грязь с непредсказуемыми последствиями.
В распивочной по нему скучают, продолжал Гэм. Он щедро платил.
Укрывшись дырявыми от ржавчины листами гофрированного железа, редкие торговцы выкладывали свой товар пуговицы, ботиночные шнурки, перья огненных птиц и прочую мелочовку из Торгового конца, всякую дрянь, которую было легко стибрить, но не было большого смысла продавать. Фонтаны Грязи окатывали их из-под колес проезжающей мимо повозки.
Так, значит, его жрут легочные черви, а?
Ставни закрывали лишенные стекол оконные проемы лачуг; в щелях между досками и дырках от выпавших сучков помаргивал свет свечей. Если двери и открывались, то лишь для того, чтобы наружу полетел мусор или помои прямо на улицу, откуда дождь смывал их в канаву. Трущобы простирались к югу; с севера над ними вздымался пологий склон города.
Или уже могильные?..
Натан развернулся, стискивая кулаки: