Где же это?
Скоро увидишь, если пойдешь со мной. Впрочем, ты, если не заинтересован (а это, судя по нашим предыдущим разговорам, именно так), можешь, конечно, продолжать двигаться вдоль главного туннеля. И обнаружишь, что он выходит на поверхность среди грязи в какой-то сотне ярдов от твоей хибары в трущобах. Небольшая пробежка, и ты вновь окажешься в любящих объятиях своей матушки. Разумеется, при условии, что ее любящие объятия не будут заняты кем-нибудь другим.
На стене не было никакого видимого знака, но тем не менее Гэм внезапно остановился и провел кончиком пальца вдоль какой-то линии.
Или ты можешь идти со мной. Твой выбор.
Найдя нужное место, чем бы оно ни было, Гэм нажал на него. Один из кирпичей плавно, словно смазанный жиром, ушел в глубину. Гэм просунул руку в открывшееся отверстие, пошарил внутри и в стене перед ним отворилась со щелчком дверь.
Вуаля!
За дверью обнаружилось тесное пространство, едва достаточное, чтобы оба мальчика могли встать плечом к плечу; им пришлось потесниться, чтобы снова закрыть дверь. Новый щелчок и часть пола отодвинулась, открыв спиральную лестницу, витками уходившую в глубь земли.
Милости прошу!
Натан поглядел вниз, но не тронулся с места.
Давай, не дрейфь! Едва ли я стал бы тратить усилия на твое спасение, если бы задумывал против тебя какую-нибудь пакость, верно?
Внизу было темно. Пройдя один поворот, Натан был вынужден втянуть голову в плечи и слегка наклониться в сторону, чтобы не удариться. Камни были сырыми и источали слабый запах, напоминавший о гробницах и монастырях. Поверхность под его ногами и пальцами (порой она касалась и его щеки) была шероховатой, словно мелкий наждак, и слегка осыпалась от прикосновения. Неудивительно, что и ступени были истерты, встречая каждый его шаг глубокой впадиной. Если бы пространство не было таким тесным и он постоянно не упирался бы в стены рукой, плечом, локтем или коленом, Натан, наверное, оступился бы и упал.
Далеко еще до низа?
А что? Боишься навеки остаться здесь, в этом каменном гробу? Где ни вздохнуть, ни шевельнуться? Успокойся, мой маленький нежный цветок, мы выберемся отсюда так скоро, что ты и заметить не успеешь.
Гэм не соврал: всего лишь через несколько шагов они вышли в широкий коридор.
Если спиральная лестница была просто вырублена в песчанике, то здесь все было устлано коврами и подсвечено панелями из светящегося камня, вделанными в стены. От сырости ковры были все в темных пятнах, и в воздухе висел затхлый запах, однако все же это были ковры, и к тому же довольно чистые. В верхней части стены были подвешены на специальной штанге ряды картин написанные маслом, в шелушащихся золоченых рамах, они изображали мужчин с серьезными лицами, в застегнутых на все пуговицы форменных сюртуках. Более разнородной коллекции лиц нельзя было себе представить: усатые, бородатые, одни с гладкими щеками и карими глазами, другие с расплющенным носом и свисающими
брылями, третьи совсем юные, свежие и белокурые но все носили одинаковые глянцево-черные мундиры и держали в руках трости, увенчанные козлиными рогами.
Симпатичные ребята, да?
Кто они?
Члены привилегированного клуба. Здесь была их штаб-квартира.
Что ж это был за клуб, которому вздумалось устраивать штаб-квартиру в таком месте?
Хороший вопрос, малыш Тривз! Пойдем. Тут легко идти, но только не отставай: там, внизу, настоящий лабиринт.
Повсюду были стилизованные изображения бараньего рога на картинах, в узорах обоев, в резных украшениях на каждом выступающем углу; они повторялись снова и снова, и в конце концов глаз настолько к ним привыкал, что выхватывал лишь отдельные формы (изгиб, виток, полуспираль), отраженные, сдвоенные, повторяющиеся. Тот же узор прослеживался и в линиях ковра, сбегавшего вниз по центру лестницы и продолжавшегося в более широком пространстве холла, куда выходили три двери. Над средней из них была прикреплена голова настоящего барана а точнее, ее чучело; потрескавшиеся, выцветшие рога то заливала тень, то вновь озарял свет от пламени факелов, хлопающего на сквозняке из подземного туннеля.
Эта заперта, сообщил Гэм. Сколько мы с ней ни возились, ее никак не открыть.
Подойдя к левой двери, он повернул бронзовую ручку в виде черепа. Дверь распахнулась. Тотчас же в холл ворвался аромат жарящегося бекона и звуки разговаривающих, смеющихся голосов.
Кушать подано!
XIV
Надо заниматься самообразованием, пояснил он и двинулся к огню.
Перед камином стояло кресло с высокой спинкой, обтянутое красной кожей и усеянное гвоздями с широкими шляпками, возле которого располагался столик с настольной лампой. Свалив книги на столик в общую кучу, предназначенную для прочтения, он подобрал две, что валялись на сиденье.
Я никогда их не жгу, пока не дочитаю, сообщил Гэм, швыряя ненужные более книги в камин.
Перед огнем грелись двое. Один был Натану незнаком, а вот девочку он узнал. Щетина, пробивавшаяся на ее выбритой голове, теперь была по большей части упрятана под чепчик, но это была она та девчушка, что так крепко цеплялась за него в особняке Господина. Поднявшись с места, она взялась за длинную ручку огромной сковороды, пристроенной на импровизированной плите чугунной каминной решетке, закрепленной между двумя каменными горгульями. Языки пламени, треща и плюясь, плясали над горящими книгами и лакированными ножками стульев. Ухватившись обеими руками за рукоять и уперев локти в бедра, девочка подняла сковороду, пронесла столько шагов, сколько осмелилась, и шмякнула посреди длинного читального стола, занимавшего бо́льшую часть комнаты. С шипением и шкворчанием раскаленный металл встретился с полированной поверхностью, выжигая на ней идеальный белый круг рядом с бесчисленным множеством таких же.