Я же в ответ сунул ей мешочек с лавандой. Немного поюзанный, признаюсь, ещё в первый день купил, чтобы бельё в сундуке не пахло затхлостью. Но запах для меня оказался слишком навязчивым.
Едем принимать дом. Поскольку время приближается к полудню, то, чтобы не платить ещё за сутки, выселяемся. Если нужно будет жильё, то уж найдем его. Люди в Москве предприимчивые: торгуют, жарят, парят, шьют, тачают, и если есть возможность заработать копеечку своего не упустят.
Ваше благородие, премного благодарен! Надумаете ещё пожить в нумерах милости просим! степенный дядька, который сегодня на стойке, благодарит за гривенник серебром чаевых.
Да, я «благородие», так как нет у меня чинов высоких по табелю о рангах. «Ваше высокоблагородие» это чин уже 98 класса, например, коллежский асессор.
А уж «Ваше превосходительство» это вообще чин четвёртого класса, не меньше. Генерал-майор или действительный статский советник почти небожитель. Я это всё специально заучил, чтобы не попасть впросак. А память у меня, слава Богу, хорошая.
Ещё на подъезде к дому встречаем телегу, гружённую пожитками. Сверху, восседая с достоинством, как на троне, Мария Ивановна Толобуева. За кучера знакомый уже Михаил. Кто он ей я так и не понял. То ли племянник, то ли просто надёжный человек.
Ждём вас, говорит старушка коротко, по-деловому. Авдотья дом сдаст.
Сказала и тут же полезла за пазуху, доставая что-то, замотанное в тряпицу.
Там деньги! Одна тысяча пятьсот рубликов. Знаю, что за пять лет больше набежало, но у этой прости господи и это забрала с трудом. Как пошла к жидам работать жадна стала, спасу нет! Правду говорят подлый то народ.
О как! Не ожидал Но передам, конечно, бормочу я.
Или всё-таки не передам? Ну зачем эти деньги старухе Пелетиной? А мне денюжки ох, как кстати подвалили!
Но всё мое естество и Германа Карловича, и Алексея Алексеевича протестует. И если с Германом я, положим, договорюсь то Лешкино воспитание сильно против. Нельзя позорить дворянскую честь!
Ты ж, надеюсь, деньги-то не отдашь бабке? Она и так у тебя на всём готовом живёт! тут же поинтересовался ара и, услышав в ответ моё угрюмое молчание, сплюнув, произнес: Да, может, и отдавать не придётся. Мало ли помрёт старуха, пока мы тут.
Вот и он наш, вернее, мой домик. Ну а что? Факт остаётся фактом: я попал в барина, а Адам в Тимоху. Никак повлиять на это я не мог, так что и не комплексую. Не я тут сценарист. А что по этому поводу думает «моё имущество» можно, конечно, спросить. Но ара тоже не дурак, понимает: так сложилось. Зато оба живы!
Улица Никольская, дом номер четырнадцать. Надо бы озаботиться табличкой: здесь у многих они есть. Да ещё какие с готическим шрифтом, золочёные, местами даже с вензелями, как на старинных фолиантах! Словно весь квартал участвует в негласном конкурсе на самую помпезную нумерацию.
Но соседи у меня люди скромные. Слева, справа и напротив участки и дома чуть больше моего. Дворцов нет если не считать дворец Шереметевых, что в пределах видимости. Теперь он, как мне сказали, принадлежит книгоиздателю Глазунову. Там, между прочим, даже библиотека имеется. Платная она или нет пока не знаю. Да и неблизкие мы соседи: номер у них десятый, и между нами дом номер двенадцать, который вроде как тоже принадлежит книготорговцу, но помельче. Похоже, на книгах тут можно состояние сделать, если с умом подойти. Хотя читающего народа немного. Но лавки полны, вывески яркие, значит, спрос есть. Возьму на заметку.
Из ворот соседнего дома на нас с нескрываемым любопытством уставилась какая-то женщина. Судя по виду прислуга. Потому особой вежливости не проявляю: ни шляпы не снимаю, ни кивка не делаю.
Ворота моего дома заперты, но калитка приоткрыта. Захожу во двор и тут же морщусь тесновато. Возникает первый бытовой вопрос: куда ставить транспорт? Если загнать карету во двор, передвигаться по нему станет делом акробатическим. Хотя, если спилить вот ту яблоньку у забора А ещё навес сделать, от дождя, чтобы карета не ржавела
Заждались мы вас, барин, из дома выходит Авдотья с мешком за плечами и, едва поклонившись, намеревается прошмыгнуть мимо меня на улицу.
Стой! Показывай, что оставили, пресекаю я попытку бегства.
А вид у тетки не самый цветущий: губа разбита, под глазом фингал свежий, хоть и замазанный! Вряд ли её купец Левин так разукрасил. Скорее всего, маман поколотила, когда деньги добывала. И поделом не жалко!
Дерево спилить и нормально. А коня вон в тот сарай поставим, показывает Тимоха на два строения на другой стороне участка.
Один из них это явно баня, а второй непонятного пока назначения.
Курей мы там держали, но и коня можно, пояснила Авдотья и направилась в дом.
Сени встретили нас пустотой ни лавки, ни гвоздика какого-нибудь, чтобы шляпу повесить. Но я, собственно, и не ждал другого. Сами сени просторные, кстати. Летом тут и спать можно, но вот зимой даже хранить ничего не выйдет померзнет. Вдобавок стены хлипкие, а окна крошечные, свет еле просачивается. Потому и темновато тут.
Зато в самом доме света хватает окна высокие, не как в сенях. Сразу легче дышится даже. Из сеней вход на кухню. Захожу и здесь пусто. Ни тебе кастрюль, ни сковородки, ни даже крючка под половник. Там, где раньше висели полки только следы от гвоздей. Печь только осталась её, видимо, унести не смогли. А вот пол вымыт до скрипа, и, кажется, недавно покрашен чтобы скрыть следы исчезновения кухонного инвентаря, не иначе.