В протокол тут же было старательно занесено:
Некоторые члены выразили
сомнение в «моральном тоне» новинок. Решено отложить официальную рецензию.
Времени прошло уже порядочно, и некоторые упитанные писатели и учёные наверняка проголодались. Поэтому про последний, шестой пункт, единогласно решили:
Постановили: рассмотреть подробнее на следующем собрании.
Меня же оставили на сладкое. Но с места в карьер рвануть не дали, а стали задавать разные вопросы. Про родителей, про учёбу в гимназии, про увлечения. И ведь гады опытные разговорили! Сам не понял, как всё выложил: и как баловался стихами в гимназии, и как хвалил меня наш директор, Юрий Никитич Бартнев, друживший со многими писателями и поэтами России, в том числе с Пушкиным.
Бартнева здесь знают хорошо, и его лестный отзыв обо мне много значит. А ещё вот: не хотел письмом светить, но достал и, как мальчишка, стал хвастаться. Умеют же словесники людей разговорить нашли струнки в душе пожалуй, Германа Карловича, который любил прихвастнуть. Алексей Алексеевич тот наоборот, скромен был, даже слегка застенчив. А вот поди ж ты: черти словесные вытянули из меня всё подчистую.
О владыке Самуиле, тут тоже все слышали. Сам Епископ Костромской и Галичский, а в миру Запольский-Платонов. Так что его рекомендательное письмо читают с уважением. Дошли до места, где я церковь построил и подарил дорогую икону, которую год писали в Ипатьевском монастыре. Всё это добавило градус благосклонности ко мне! И вот я уже не «странный бедно одетый юноша, плохо знающий манеры», а благодетель, щедро одаривший нашу православную церковь! То, что храм построен не на мои деньги, я помалкивал, а Владыка о том в письме не писал.
Только сейчас заметил: господин студент, тот самый Саша Козлов из первого пункта сидит и силится изобразить ко мне тёплую симпатию. Но выходит как-то натужно. Ревнует? Да с чего бы? Я ж ещё ничего не читал, может, он круче меня?
Но мне между делом пояснил Гриша. Оказывается, этот пухлый тип уже год стремится вступить в Общество, и вот, когда он близок к этому как никогда, появляется ещё какое-то молодое дарование, и есть риск, что примут не его!
Божешь ты мой! Тоже мне цель в жизни! Так и подмывает спросить: у вас, козлов, других радостей нет? Пожрать, да возле писателей покрутиться? Впрочем глядя на его комплекцию и блеск в глазах может, и правда нет.
Читаю свои стихи. Ну, как свои так сказать, мною озвученные. Украденные язык не поворачивается сказать. Просто хорошие стихи, нашедшие нового владельца. Народ слушает внимательно, в зале лёгкое покачивание головами. Гляжу: народу зашло. А Козлов, бедолага, сидит с лицом, как будто вот-вот прослезится.
Это мы уже читали в газете. А может, что ещё есть? доброжелательно спрашивает профессор Каченовский.
Есть немного. Сейчас вот про Волгу пишу, киваю головой я и начинаю зачитывать кусок стиха Некрасова. Начал не с начала и дочитал не до конца до бурлаков, благоразумно, не дошёл, хотя помнил всё. Отчего не стал? Да мало ли портить томный вечер мужицкими страданиями? Возможно присутствующим бы и понравилось, но пока неясно, можно ли писать про такое сейчас Чего доброго, решат, что я бунтарь.
О Волга!.. колыбель моя!
Любил ли кто тебя, как я?
Один, по утренним зарям,
Когда еще все в мире спит
И алый блеск едва скользит
По темно-голубым волнам,
Я убегал к родной реке.
Иду на помощь к рыбакам,
Катаюсь с ними в челноке,
Брожу с ружьем по островам.
То, как играющий зверок.
С высокой кручи на песок
Скачусь, то берегом реки
Бегу, бросая камешки,
И песню громкую пою
Про удаль раннюю мою
Закончил, поклонился, и стою, слушаю тишину на кафедре. «Да что же опять молчат-то Я тогда и читать больше ничего не стану!» обиделся я.
И тут присутствующие загомонили:
Какой слог
Вот как может юноша ваших лет
Браво, Алексей
Это сильно
Свежо
Собака!
Последнее я прочитал по губам Козлова. Так-то он, конечно, хлопал со всеми, но делал это с кислой миной.
Господа! Я считаю, что следует внести сего молодого дворянина из глубинки кандидатом в члены Общества. И, разумеется, уточнить по прилежанию и поведению у уважаемого Бартнева.
Пока я переваривал слово «из глубинки» вроде это и правда, но уж как-то оно резануло слух вдруг раздалось:
Господа Михаил Трофимович! Вы не дочитали до конца письмо епископа! Тут ведь тут ведь написано, что он рекомендует Алексея на «факультет нравственности и политики»!
Это робко, но громогласно заметил Саша Козлов. Оказывается, пока все хлопали и поздравляли, он успел сунуть нос в моё
письмо и дотошно его изучить.
«И что же теперь? Неужто из-за такой малости мне не быть даже кандидатом в ваше славное Общество?» должно быть, это явственно читалось у меня на морде.
Я, как заведующий кафедрой истории, статистики и географии Российского государства, уверяю вас, что это не помешает, вдруг вмешался человек с серьезной бородой и густым басом.
Алексею заниматься и словесностью! четко и уверенно возразил Коченовский.
Да-с, Саша, факультет философии близок факультету словесных наук! поддержал всех и Гриша, а мне шепнул на ушко:
Вместе будем учиться! Я, правда, уже год отмучился А ты, Алексей, что намерен делать сегодня вечером? Неплохо бы вина испить