И точно, угадал.
Мне бы недельку-другую, Алексей Алексеевич. Я вам, конечно, за всё заплачу. Как устроюсь, так сразу и съеду. Вы же говорили про свой домик
Домик надо сегодня ещё раз проведать. Я ведь дал бывшим жильцам срок выселиться. Ну а пока живи тут, коль надо. Мы всё равно дня два максимум здесь.
Да не успею я сыскать работу за два-то дня, вздохнула Ольга. Да и с такой красотой, сами понимаете, в приличное место меня не возьмут.
У меня в том доме всего две комнаты: одна мне, другая для слуг. Есть, правда, под самой крышей крохотная комнатка. Без печки, без удобств летняя. Могу пустить туда. Ну и здесь, если что, номер тебе сниму. Денег не возьму расходы невелики, да и подружились мы вроде.
Господи благодарю тебя, прошептала Ольга, и вдруг заплакала. Не навзрыд, нет а как плачут те, кто слишком долго держался.
Жесток и подл оказался этот граф, по рассказу Ольги. Да ещё и похотлив, как сатир. Девок своих он использовал как личную собственность, и, судя по всему, даже замужних жен спокойно отбирал у мужей. Насмерть мог засечь и за лошадей, и за собак словом, мерзавец. И главное безнаказанный. Только взял в услужение гувернантку, как тут же полез к ней под юбку: решил воспользоваться зависимостью и унизить.
Вот что меня, человека из будущего, и взбесило. Мы там, конечно, тоже не без греха, но так внаглую, с правом «владения плотью» Дикие времена, дикие нравы, одним словом. Моё современное, по нынешним временам, высокоморальное сознание взбунтовалось, и именно оно, пожалуй, и стало причиной следующего конфликта.
Снял номер я Ольге пока на сутки, заодно наши продлил. И вот, пока оформляли, вижу, как в дверь гостиницы входит франт лет тридцати. Весь из себя напомаженный и гладкий, но по виду из простых. Улыбочка как у приказчика на базаре. Подходит к нам и спрашивает Ольгу. Та растерялась, глаза на меня: мол, что делать?
Вы же не передумаете насчёт жилья? шепчет.
Да, конечно, нет!
Что? Вы кто заметил меня франт.
Ты сам кто? стараюсь глядеть на него грозно. И как смеешь разговаривать непочтительно с женщиной?
Я я слуга Его Сиятельства графа Апраксина Александра Петровича! выдал он так гордо, словно я тут же должен был поклониться ему до земли.
Отвечай, мерзавец, как посмел указывать моей работнице? отыгрываю я самодура.
Тот аж покраснел, замотал головой и промямлил:
Да я да откуда она в услужении у графа и она она блядь!
Хрясь! Бью ему в морду. Причем удар получился не хуже, чем Грачеву прилетело в своё время. Франт падает навзничь.
Молчать!
Как смел Кто послал пинаю я франта по рёбрам.
А что? Пусть видят: барин честь свою блюдёт! И за своих вступается.
Прекратить! меня врасплох застал свисток городового.
А вот и вчерашний усатый полицейский нарисовался.
Что-о-о-о? негодую я, войдя во вкус. Меня, дворянина в двенадцатом колене, хамло и быдло оскорблять
Алексей Лексеич, ну зачем же убивать? укоризненно качает головой околоточный с довольной рожей.
Ну а как же он и с меня рупь возьмет, и с графа этого тоже.
Апраксин черт, знакомая фамилия. Я её ещё из будущего помню. И вот, скажи, на кой я влез в это? Запал уже прошёл, но злость осталась.
Хрен знает, кто этот Апраксин. Точно помню, с Петром Первым дружбу водил один из них. Ольга сказывала: служит её хозяин вроде бы в посольстве в Вене, внештатным сотрудником. Сам Татищев его туда пристроил. А в его доме в Москве бывают все сливки московского общества. Женат он вторым браком на красотке молодухе какой-то. А Ольгу, значит, брали для дочки от первого брака, девочки лет десять.
Вот и выходит, что я, барин по случаю, только что выбил зуб служителю известного графского дома. Хорошо это или плохо ещё не решил. Но уж точно не скучно.
Графу бы, может, не лишне вспомнить, что Ольга Васильевна не его крепостная, а вообще-то из свободного сословия, заметил я на прощание ушибленному франту.
Я вам так благодарна Надеюсь, статский советник не станет вам мстить, тихо проговорила Ольга, прижимая ладонь к груди.
«Так значит, Апраксин тоже полковник, как и батюшка моей рыжули», подумал про себя я, машинально отметив, что уже свободно ориентируюсь в этом клубке чинов, титулов и рангов. Тут ведь всё просто: не запомнишь пропадёшь.
Татищев да что о нём известно? Посол в Вене и всё. И семейство имеет многочисленное.
К обеду время подошло, а Владимира всё нет. Странно. Мог бы, в конце концов, предупредить он же у меня, в некотором роде, на зарплате. Зато Тимоха бодр и весел, словно вином напоенный. Его, оказывается, накормили и у нас, и у соседей. А, может, этому дамскому угоднику перепало что и послаще вина.
В общем, в МГУ едем втроём Евстигней напросился с нами. И, вероятно, от избытка чувств, всю дорогу мучил меня своими виршами:
В миру он был глазаст и черен,
а приняв сан стал быстро сед!
Ага, ну щас мы ему тем же отплатим. И в отместку припомнил:
Служил Гаврила хлебопёком,
Гаврила булку испекал.
Он слушал горькие упреки
От тех, кто булку покупал.
Что булка быстро зачерствела,
Изюма будто мало в ней.
Он отвергал упреки смело,
И не скрывал он от людей,
Что он и без советов знает,
Как нужно булку выпекать.