Она повторяла эту фразу всю поездку до улицы Рояль. Диор, сидевший с сестрой на заднем сиденье и наконец совладавший с собой, теперь беспрерывно целовал ее руку. Она же неотрывно смотрела в окно.
Господи Как чудесно снова увидеть Париж. Словно прекрасный сон. Она робко засмеялась. Я ведь не сплю, нет?
Нет, cherie, это не сон.
Катрин увидела киоск:
Ой, а можно купить газету? Мы месяцами ничего не слышали о ходе войны, только слухи и перешептывания.
Они остановились купить Катрин выпуск «Ле Монд». Она даже не стала читать, а просто прижала газету к лицу, с наслаждением вдыхая запах свежей типографской краски.
Именно так и пахнет свобода.
Диор продолжал говорить без умолку, но Купер уже успела его изучить, поэтому от нее не укрылось, насколько он испуган внешним видом сестры. Дело было не только в истощении. Во всем ее облике появилась какая-то надломленность. Она притворялась веселой, но под поверхностным весельем глубоко затаились мука и отчаяние. Она изо всех сил пыталась держаться и словно боялась расслабиться, чтобы тут же не развалиться на части. Казалось, она забыла, что значит быть собой.
Купер поспешила домой и отобрала для Катрин часть своего гардероба. Благодаря щедрости Сюзи он значительно пополнился, и у нее появились запасные вещи. «Ей наверняка пригодится нижнее белье, думала Купер. И теплые трикотажные вещи вероятно, она мерзнет из-за своей худобы. И шляпка, чтобы прикрыть бедную лысую голову».
Когда она вернулась, Диор на кухне возился с приготовлением суфле. Катрин сидела у окна, закутавшись в шаль и глядя на крыши домов. Она повернулась к Купер, приветствуя ее своей жуткой улыбкой.
Так прекрасно снова смотреть на крыши Парижа. От вида колючей проволоки и деревьев на горизонте, к которым никогда не сможешь подойти, так устаешь.
Я принесла вам кое-какую одежду. Купер протянула ей подношение. Пожалуйста, выберите то, что вам подойдет.
Ох, Купер. Вы и вправду так добры, как рассказывает мой брат.
Это взаимно. Он тоже был необычайно добр ко мне.
Доброта самая твердая валюта человечества. Ее можно встретить даже в концлагере. Пусть странно вывихнутую и поломанную, но все-таки подлинную доброту. Она наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть одежду. У вас красивые вещи. Но Катрин даже не пыталась к ним прикоснуться.
Я подумала, вам может понравиться этот кардиган. Он очень теплый из шерсти ягненка. И берет, пока у вас не отрастут волосы. Купер протянула Катрин вещи в попытке хоть как-то ее заинтересовать.
Такой хорошенький. Катрин наконец протянула руку и робко погладила голубую шерсть. Купер в ужасе вздрогнула, только сейчас заметив на бледном запястье грубо вытатуированный синими чернилами номер: «57813». Ах это Мой номер. Ненавижу, когда он на виду.
Купер постаралась скрыть свои эмоции. Она, конечно, слышала, что в концлагерях людям ставят клеймо, но впервые увидела это своими глазами.
Может быть, татуировку удастся свести.
Может быть, согласилась Катрин.
Хотите, я принесу вам перчатки?
А у вас найдется пара хлопчатобумажных перчаток? Это было бы чудесно. Мне так стыдно при мысли, что придется предстать перед Эрве в таком виде. Он меня не узнает.
Он поймет. Попробуйте
примерить кардиган. Вы, наверное, мерзнете.
Катрин скованными движениями вдела руки в рукава теплой шерстяной кофты.
Он и вправду очень приятный на ошупь, вздохнула она, обняв себя за плечи. Спасибо.
Пожалуйста, оставьте его себе. Мне он не нужен.
В это трудно поверить. Но вы очень добры, снова повторила Катрин.
Диор вышел из кухни, вытирая руки о фартук:
Все почти готово. Прошу к столу, леди.
Они сели за маленький обеденный стол. Диор принес еду. Пахло так вкусно, что слюнки текли. Он запек суфле в отдельных формочках, и вышло великолепно: суфле поднялось пышной шапкой с золотистой корочкой. Открыв бутылку «Шабли», он разлил вино по бокалам.
За Катрин!
Катрин засмеялась, но Купер заметила, что она почти не притронулась к вину. Она поставила бокал и теперь смотрела на суфле с тем же недоверчивым выражением, с каким до этого разглядывала одежду.
Ешь, подбодрил ее Диор. Я приготовил его, как ты любишь. Как готовили в Гранвиле. Тебе нужно отъедаться.
Да, кивнула Катрин. Казалось, она с трудом заставила себя взять вилку. Положив в рот кусочек суфле, она закрыла глаза.
Диор выжидающе смотрел на нее.
Вкусно? спросил он.
Она проглотила еду и сказала:
Это шедевр.
Он просиял:
Ну так ешь же! Ты же знаешь, иначе суфле опадет.
Катрин съела еще немного. Внезапно она резко отодвинула стул и вскочила из-за стола.
Простите, выдохнула она и бросилась в туалет. Через мгновение они услышали, как ее рвет.
Диор застыл в ужасе:
Что это с ней? шепотом спросил он у Купер.
Наверное, эта еда для нее слишком жирная, также шепотом ответила Купер.
Он ударил себя по лбу:
Господи, ну что я за идиот!
Катрин вернулась к столу:
Прости меня, Тиан. Твое суфле восхитительно. Но мой дурацкий желудок, похоже, разучился принимать пишу.
Ох, дорогая, это ты меня прости.
Что вы можете есть? спросила Купер.
В тюрьме нам каждый день давали картофельный суп. Не суп так, одна мутная водичка. Если кому-то случайно попадался картофельный очисток, он пытался растянуть его на весь день. Нам повезло. Мы работали на фабрике, поэтому в нас хоть как-то поддерживали жизнь. А других часто и вовсе не кормили Голос Катрин постепенно затих, а взгляд снова стал отсутствующим: перед глазами у нее была та жизнь.