Имя? повторил жрец.
Саргон, ответил я, держась за лицо руками.
Кто ты, Саргон?
Ремесленник, пробубнил я сквозь ладони.
В чем заключается твое ремесло?
Я строю глиняные хижины, чиню мебель, занимаюсь плотнической работой.
Где твой дом?
На окраине Западного пригорода.
Знаешь, почему ты здесь, Саргон?
По обвинению в убийстве корзинщика, ответил я, опуская руки и вновь получая удар о стол.
Ты решил поиздеваться над нами, мушкену? голос жреца оставался холодным и спокойным.
Нет, клянусь Шамашем! простонал я, мысленно вознося хвалу богам, что не задел сломанный нос.
Тогда я повторяю еще раз. Ты знаешь, почему ты здесь?
Мне никак не приходило в голову, как следует ответить на вопрос. И дело тут даже не в том, что она туго соображала из-за постоянных ударов. Ведь если я тут не из-за корзинщика, то из-за чего?
Облизав губы, я, спустя несколько секунд, нашел, казалось, единственно верный вариант продолжения диалога:
Возможно, достопочтенные жрецы снизойдут до жалкого смертного и скажут, по какой причине я здесь оказался?
Люди, сидящие за столом, переглянулись.
Обвиняемый пытается водить нас за нос и уйти от ответственности,
Кашшур, буркнул крайний справа жрец.
При упоминании этого имени, я вздрогнул.
Ваша Лучезарность? беззвучно прошептали мои губы.
«Значит, Верховный жрец все-таки здесь! Но зачем?».
Меж тем губы Кашшура дернула едва заметная усмешка.
Он отложил стиль и посмотрел мне прямо в глаза:
Ты здесь по обвинению в убийстве, начал он, медленно выговаривая каждое слово, но не корзинщика. Н-е-е-т. Мы не рассматриваем дела простолюдинов. Этим занимаются местные рабианумы. Ты просто обязан сие знать, тут Верховный жрец сделал паузу и слегка прищурил свои карие глаза, ты обвиняешься в убийстве храмового писца.
Даже если бы сейчас в окно заглянул Адад , усмехнулся и метнул в меня молнией, я не был бы так поражен, как от слов Кашшура. Я сидел, разинув рот, и не в силах выдавить из себя хоть слово. Да что слово. Звук!
Ты признаешь свою вину, Саргон?
А... я...
Глаза Кашшура еще больше сузились:
Ты признаешь свою вину?
Нет! ко мне вернулся дар речи.
Я даже попытался встать, но жилистые руки стражников тут же усадили меня обратно на скамью.
И я не знаю никакого писца Бел-Адада! Я знаю корзинщика Бел-Адада!
Я правильно понимаю? Верховный жрец вновь взял в руки стиль, ты не признаешь свою вину в убийстве писца?
Я же сказал вам, что не знаю никакого.... мой голос сорвался на крик, после чего последовало очередное соприкосновение со столом.
На этот раз везение кончилось, и удар пришелся прямо на место перелома. Я взвыл, закрывая лицо руками. Слезы обиды и боли потекли по осунувшимся щекам.
Как смеешь ты, ничтожный мушкену, повышать голос на совет жрецов? его спокойный размеренный тон, отдающий твердыми нотками, не изменился ни на йоту.
Я молчал. Разум отчаянно искал выход из сложившегося положения, но не находил. Из носа вновь засочилась кровь.
Полагаю, это можно трактовать, как отказ сознаваться в содеянном, молвил Кашшур, придвигая к себе глиняную табличку и делая на ней какие-то пометки, тогда мы можем начать заслушивать показания свидетелей, он поднял голову, стража! Пригласите первого.
Один из воинов, тот, который был освобожден от поручения удерживать цепи оков, двинулся к дверям зала. Я же поднял голову вверх, прижав пальцы к ноздрям, пытаясь остановить кровотечение.
«Ну и досталось же моему носу за сегодня!».
Створчатые деревянные двери распахнулись, и в зал вошел человек средних лет, невысокого роста и в потрепанной белой рубахе, заправленной в такую же потрепанную выцветшую набедренную повязку, свисающую до колен. Ноги были обуты в кожаные сандалии. Виски покрывала легкая седина, а загорелое морщинистое лицо свидетельствовало о том, что этот человек слишком много времени проводит на солнце. Кажется, я узнал его. Он был соседом корзинщика Бел-Адада. Хоть лично мы не знакомились, пару раз я пересекался с ним во время строительства хижины. Насколько мне известно, он постоянно работал в поле на оросительных каналах к югу от города.
Сосед корзинщика остановился в десяти локтях от стола жрецов и поклонился по пояс:
Приветствую благословенный совет жрецов! Да хранят вас боги!
Назови себя, приказал Кашшур.
Ариду, Ваша Лучезарность.
Кто ты, Ариду?
Свободный крестьянин, господин.
Чем ты занимаешься?
Я работаю в поле на оросительных каналах к югу от города. Помогаю выращивать пшеницу и ячмень.
Где твой дом?
В Западном пригороде, господин. Возле дороги, ведущей к воротам.
Ты знаешь обвиняемого, Ариду?
Он бросил на меня беглый взгляд, потом повернулся к совету:
Да, знаю, достопочтимый жрец.
Откуда ты его знаешь?
Этот ремесленник строил хижину моему соседу. Я часто видел его за работой.
Имя соседа?
Бел-Адад, тут Ариду сделал грустное лицо.
Ты знаешь, кем был Бел-Адад?
Да, господин, он был храмовым писцом.
Корзинщиком! загнусавил я. Он был корзинщиком! О, великие жрецы, этот человек либо врет, либо ошибается!