ворота.
А как тогда вы прибежали, спросил Вылузгин, если ворота были закрыты?
Так это передние были закрыты, сказал Данилка, а Фроловские нет. А мы живем прямо напротив Фроловских, нам это близко. Да и через Фроловские все тогда бежали, весь народ.
Вот это верно, подумал Маркел, они все побежали туда, а злодей обратно.
А Вылузгин тут же сказал:
Это теперь ясно. А дальше вы как?
А дальше, продолжал Данилка, мы с заднего царевичева двора выбежали на передний двор, через передние ворота, а там уже кричат, что младший Битяговский, и с ним Никитка Качалов, заперлись в дьячей избе и их надо убить, потому что это они убили царевича. И мы стали рваться в дьячую избу.
Сказав это, Данилка опять замолчал.
Так, сказал Вылузгин, и это тоже ясно. Это вы с отцом вдвоем стали рваться в дьячую избу, а после, когда ворвались, всех, кто там был, поубивали, так? Помолчал и еще раз сказал: Ты да твой батюшка, так?
Нет, медленно сказал Данилка, не так. Нас там много было.
Сколько? спросил Вылузгин.
Ну, может, не считал, сказал Данилка так же медленно, но сотни три, четыре будет. И осмотрел толпу.
Толпа подалась от него. Вылузгин аж потер руки и сказал:
Так, так! А чем вы дверь в дьячей избе высаживали? Там же она крепкая была, дубовая!
Так у кого что тогда было, сказал Данилка. Кто с топором прибежал, кто с дубьем. А кто и с копьем.
А с саблями, с ножами были? А с самопалами? еще дальше спросил Вылузгин.
Были и так, сказал Данилка.
О! сказал Вылузгин и повернулся к Шуйскому. О как! Как я и говорил! И как и Борис Федорович тоже! И повернувшись к толпе, сказал: Бунт! И это в такой день! На Троицу! Как вам не совестно! и головой покачал.
Все молчали. Вылузгин, немного подождав и посмотрев в листы к Илье с Варламом, что они там и как записывают, и даже там-сям пальцем указав на что-то, опять повернулся к Данилке и сказал теперь уже такое:
Ладно. А теперь называй прямо, кто тогда с тобой был рядом. Ну!
Данилка помолчал, потом сказал не очень громко:
Тихон Быков.
Так! сказал Вылузгин. Тимошку Быкова сюда! и указал куда, то есть к столу. В толпе началась суета, там хватали Быкова, а Быков вырывался. А Вылузгин уже сказал: Так, дальше! Ну!
Полуэхтов Степан! уже в отчаянье сказал Данилка. Микитка Гунбин! Васятка Ляпунов! А больше не упомнил!
Ладно, ладно! сказал Вылузгин. Сейчас Быков тебе поможет!
А Быкова уже вели к столу. Это был маленький невзрачный человек, но Вылузгин воскликнул:
Зверь какой! Прямо будто Кудеяр-разбойник! А ну, Быков, признавайся, кто там еще с вами был! А то сейчас Гунбин выйдет и первым скажет, и его отпустим, а тебя на кол посадим! Быков, хочешь на кол?!
Быков молчал и только головой мотал, что не хочет. Вылузгин радостно щерился, Ефрем похрюкивал, и даже Шуйский начал улыбаться.
Брехня это, тихо сказал стоявший рядом с Маркелом посадский. Казнить на Троицу нельзя. Даже пытать нельзя. И даже просто если воскресенье, и то пытать нельзя, таков царский указ, потому что грех это, вот что!
И это правда, подумал Маркел, ну так они до завтра подождут, им это недолго ждать, и начал мало-помалу отступать и выходить из толпы, потому что, он подумал, сейчас им уже наверняка будет не до царевича, сейчас они будут бунт раскрывать, а его послали не по бунт, а по царевичу, и он это крепко помнит.
16
Возле красного крыльца поверх голов толпы слышался сердитый голос Вылузгина, а сама толпа стояла смирно. А дальше, это уже возле так называемого золотого крыльца, прямо напротив Спаса, стояли стрельцы, это уже другие, и их там было с полсотни, не меньше, и там же с очень важным видом прохаживался стрелецкий голова Иван Засекин. Маркел подумал и пошел к нему.
Когда он подошел туда, стрелецкий голова спросил:
Что, там тебе уже наскучило? Или уже всех поймали?
Всех, да не всех, сказал Маркел. Если бы всех, ты здесь бы не стоял.
С чего это?! строго сказал стрелецкий голова.
С того, сказал Маркел, что ты же здесь не зря стоишь, а кого-то от кого-то защищать собрался.
Ну, не защищать, сказал стрелецкий голова, а чтобы под ноги не лезли, это точно.
Государыне? спросил Маркел.
Ей самой, сказал стрелецкий голова. Сейчас же служба начинается. Троица! Радость какая! А вы там глотки рвете. Грех это.
Грех, согласился Маркел. Грех.
И повернулся к куполам. И вовремя с колокольни начали бить благовест. Венька Баженов бьет, подумал Маркел, Максимка Кузнецов же там, в кругу, и снял шапку и перекрестился, и поклонился куполам.
Стрелецкий голова сказал:
Из Москвы вчера приехал человек, говорил, крымцы пошли на Киев, а наши пошли их смотреть.
На Серпухов наши пошли, сказал Маркел.
А ты откуда знаешь?! спросил стрелецкий голова.
Знаю, уклончиво сказал Маркел.
Стрелецкий голова нахмурился. Но тут на золотом крыльце открылась дверь и оттуда начали выходить царицыны сенные сторожа, по случаю великого праздника одетые в парчовые кафтаны, а за ними уже почти валом повалили и прочие так называемые царицыны ближние люди и прямо с крыльца через паперть начали заходить в храм. Сейчас и царица пойдет, подумал Маркел, он сейчас ее увидит, а то ведь ни разу не видел и, может, опять не увидит, потому что вдруг его опять туда не пустят! И как он только так подумал, так аж перепугался и сразу ступил вперед, к этой толпе. Но его сразу схватили и слева, и справа под локти.