Вы что, уже поели?
Давно, сказал Яков, закладывая кости в кожаный стаканчик. А ты где так долго был? сказал он дальше не поворачивая головы и бросил кости. Кости упали чиквой, то есть по два зерна на каждой. Яков поморщился. Маркел молчал. Яков передал стаканчик Овсею и, повернувшись к Маркелу, сказал: Сходи на поварню, там возьми, пока там еще не закрылись.
А ко мне никто не приходил? Никто меня не спрашивал? спросил Маркел.
Ефрем с клещами приходил, сказал вперед Якова Илья, и за столом недобро засмеялись.
Цыть, ироды! прикрикнул на них Яков и только уже после ответил: Нет, никого не было. А кого ты ждал?
Да никого как будто бы, сказал Маркел, встал и сказал, что надо и в самом деле сходить на поварню, и вышел в дверь. А там спросил у сторожа, куда надо идти, и пошел туда, куда сказал сторож.
Дальше Маркел шел и думал, что Авласка не пришел к нему, хоть он ему и наказывал. Не то чтобы Авласка был ему нужен, думал еще дальше Маркел, а просто, думал, как бы это ему, то есть Авласке, местные не накостыляли по шеям за то, что он опять снюхался с московскими. А то и вообще как бы они его не закололи бы насмерть для пущей для других острастки. Вот о чем он тогда думал, пока шел на поварню.
А на поварне уже почти никого не было, был только кухарь и его жена, толстая злобная баба, которая с очень большой неохотой, и то только когда кухарь на нее уже прикрикнул, поднесла Маркелу стылых щей и хлеба два ломтя и квасу. Маркел поискал ложкой в миске, но мяса не нашел и рассердился. Ел и думал: как в тюрьме. Кухарь ушел куда-то по своим делам, а его жена не уходила, стояла, сложив руки на груди, и смотрела прямо на Маркела, наверное, хотела его сглазить, то есть чтобы он хотя бы поперхнулся, а еще лучше подавился бы. Маркел терпел это, терпел, а после перестал терпеть, посмотрел на эту бабу и сказал:
Чего так на меня смотришь? Хочешь чего сказать? Или назвать кого? Или сама повиниться?!
Чего? переспросила нараспев эта баба очень сердитым голосом.
Повиниться, говорю, желаешь? строго спросил Маркел, облизывая ложку. Ты Битяговского убила, а?! Кочергой по голове! Ты, говорю?!
Ирод! сказал баба очень гневным голосом. Что ты такое плетешь?! Тьфу! Да не стану я с тобой язык чесать!
Э! сказал Маркел уже намного веселей. Это будет не тебе решать! А вот скажу, чтобы тебя завтра к кресту подвели, и подведут! И поцелуешь его! И будешь язык чесать, как говоришь, или Ефрем его тебе почешет! Потому что целовала крест и молчать не моги!
Крест! Целовать! громко вскрикнула баба. Это вы можете, московские! Совсем там в своей Москве последний стыд потеряли! Малых детей заставили крест целовать! Да где это такое видано, чтобы малые крест целовали?! Даже при покойном государе, до чего уже крут был, и то такого не было!
Но, но! грозно сказал Маркел. Много ты себе
позволяешь, негодная баба! Не тебе это решать! А сказано, что целовать, и поцелуют! А то, что малые целуют, ну и что? Они что, разве не крещеные, им это что, не в радость крест поцеловать? А то, что малые, так ведь и малое дитя убить это тебе было как?! А кто-то же убил! И затаился! И нет его нигде! А государь в Москве, старший брат вашего царевича, благоверный и христолюбивый государь Феодор Иоаннович мне, провожая сюда, говорил: грех, Маркелка, а меня зовут Маркел, грех, Маркелка, деток к кресту приводить, да только привести всех всё равно, только дознайтесь до правды! Вот чей это завет, понятно, баба?! грозно закончил Маркел. И вдруг еще быстро прибавил: Дай мяса, пока сама жива!
Баба аж вздрогнула, но покорилась, пошарила сбоку в печи и подала Маркелу еще одну миску, еще теплую, и в ней был кусок мяса с гречневой кашей.
Вот! радостно сказал Маркел. Давно бы так. И заулыбался, и так, продолжая улыбаться, он сперва съел мясо с кашей, после доел щи, после допил квас, а оставшийся хлеб взял с собой и, уходя, еще подмигнул той бабе, которая на него уже не смотрела, потому что ей это было противно.
А Маркел в очень веселом виде вернулся к себе, снял сапоги, лег на свою лавку и стал поглядывать на стол, а там продолжалась игра. Было уже не так светло, как раньше, зерна были видны уж не так хорошо, и поэтому за столом то и дело начинали спорить, сколько зерен выпало, и уже даже начали нет-нет да один на другого покрикивать. Маркелу это скоро надоело, и он сказал:
А говорят, что есть тут один человек, который сам видел, как Осип Волохов зарезал царевича, вот как!
Эти за столом сперва просто замерли, а после переглянулись между собой, и тогда уже Яков сказал:
Это Максимка Кузнецов, так, что ли?
Ну, так, сказал Маркел почти с досадой.
Так про него кто не знает! сказал Яков. И он у нас на завтра записан. Завтра увидишь, что он видел, сказал Яков дальше, а сам взял в руку стаканчик. Приведем к кресту, и там увидим. А нет укоротим язык! И бросил кости, и аж засмеялся, потому что очень славно выпало, так называемое «с пудом», то есть шесть и пять.
Вот какая там тогда пошла игра, то есть никому сразу не стало дела ни до самого Маркела, ни до его слов.