И угадал, потешил! Вылузгин аж подхватился и сказал:
Ах, шельма ты какая! Ну да ладно! А ведь надо было бы тебя самого на расспрос! Почему, спросить, ты в постный день в кабак ходил и там пил вино с кабатчиком да и еще это вино нахваливал?!
Э! сказал Маркел. А вот такого я не говорил. Кабатчик вина не пил, не надо на него наговаривать. Да и разве дурное вино? и с этими словами поднял кружку и шумно понюхал ее.
Ладно, сказал Вылузгин уже не таким веселым, а больше уже строгим голосом. Я знаю, чего ты кругами ходишь да выискиваешь. И знаю, кто тебя на это науськал. Им это очень надо, вот что!
Что надо? спросил Маркел.
Вывернуть всё так, что будто бы царевич не зарезался, а будто бы его зарезали, уже просто сердито сказал Вылузгин. Только теперь уже не вывернуть! Потому что нам сегодня показали, когда ты ушел, что дядья покойного царевича еще тогда утром, в тот день в прошлую субботу, за три часа до всего того, из-за чего мы сюда приехали, сказали, что Михайле Битяговскому не жить, что убьют они его сегодня же. И ведь же убили! И ты не щерься, Маркел, потому что так оно и было, что вначале все здесь тогда утром слышали, как они ему грозили, а после также все здесь видели, как они его убили!
Кто ему грозил? спросил Маркел. И где? И кто это слышал?
Но Вылузгин пока молчал и только усмехался. И еще поглядывал по сторонам. После сказал:
Яков, скажи ему.
И Яков, глядя на Маркела, сказал ему вот что:
Они тогда утром крепко здесь повздорили. В дьячей избе. Битяговский там сидел, и там были все его люди, и он их проверял, они книги сличали, и тут приходит Михаил Нагой и начинает говорить прямо при них, при этих людях, что ты, мол, дьяк, он так его назвал, как будто Битяговский пес какой-то некрещеный без имени, ты, дьяк, когда деньги отдашь?! А Битяговский: а какие деньги? И дальше как начали они кричать один на одного из-за этих денег, так просто страх! А тут еще приходит Григорий Нагой, и они уже вдвоем на одного его, и крику стало еще больше. Битяговский видит, что ему одному их не перекричать, и развернулся, и пошел из избы вон, сказал, что обедать. А они, братья, за ним! И вот то, что было дальше, уже весь передний двор слышал, кого хочешь спроси: Михаил Нагой с крыльца громко сказал, почти что выкрикнул, что мы тебя, Мишка, а Битяговский тоже Михаил, мы тебя убьем вот хоть сегодня же!
За что? спросил Маркел.
А за гаденыша! с жаром ответил Яков.
Кого, кого? спросил Маркел.
Но Яков теперь уже молчал, и побелел, и просмотрел на Вылузгина. А Вылузгин, теперь уже совсем без всякого веселья и также без всякой к тому охоты, стал говорить:
Они, когда вышли на крыльцо, уже очень крепко распалились все трое. И Битяговский, бес попутал, не сдержался и сказал, что, мол, сколько мне вас терпеть, окаянных, псы вы ненасытные, вот кто, только и знаете, что из государевой казны тащить, а кто вы такие, чтобы вам было столько почету? Тогда Михаил Нагой на это закричал, что они царские дядья, они скоро будут царством править и Битяговский тогда пожалеет, что он им сегодня пожалел. Ну а Битяговский тут возьми и ляпни, что он не знает, чьи они дядья, равно как и не знает, можно ли того Ну, Яков уже сказал, как Битяговский поименовал тогда покойного царского братца, можно ли его, как он еще прибавил, признать законным наследником грозного и в самом деле настоящего царя Ивана Васильевича. Вот что он тогда сказал. А Мишка Нагой в ответ крикнул, что еще посмотрим, кто кого быстрее, вы его или мы вас!
Быстрее что? спросил Маркел.
Ладно! сказал Вылузгин. Заговорились! Овсей, не спи, наливай!
Овсей опять взялся наливать, и все опять задвигали кружками.
А когда они все выпили и уже начали закусывать,
Вылузгин тоже вначале зачерпнул из своей миски полную ложку каши, но тут же в сердцах отложил ее, повернулся к Маркелу и так же в сердцах заговорил:
Вот как тогда было! Они при всех тогда пообещали, что убьют его за то, что он не дает им денег, они же раньше жировали как хотели, а тут государь его прислал и он стал их прижимать, стал считать каждую копейку, потому что это царские копейки, а не их! А они тогда: а мы тебя, Мишка, убьем, Борисов выползок! И как сказали, так и сделали! В тот же день! Царевич невзначай зарезался, а они сразу в крик: это Битяговские его убили, православные, бей Битяговских! И начали бить. И вон сколько набили, полный ров! Но и этого им показалось мало! И они тогда пошли толпой к Битяговским на подворье, и там всё побили, покрушили и пограбили, и Битяговского вдову выволокли там во двор и на потеху всем сорвали с нее платок и так всем простоволосую показывали на глумленье, и народ глумился, свиньи! А дочерей его, двух девок, с теми еще хуже: их уже поволокли топить, благо, что отец Степан не растерялся и заступился за них, а так бы и их убили бы. И это у нас всё записано, кто и когда и при ком говорил, и кресты целованы, руки приложены, можешь смотреть и сличать.
Вот что тогда сказал Вылузгин очень сердитым, даже гневным голосом, и пока он это говорил, он весь очень сильно покраснел. И, еще будучи таким же красным, опять взялся за ложку и опять начал закусывать.