И тут Евлампий замолчал и усмехнулся. Тогда Маркел продолжил за него:
И тут я к тебе пришел и говорю, что надо перемерить, перевзвесить. Так?
И это тоже, сказал Евлампий. Да и другого тоже есть.
Чего? спросил Маркел.
А, всякого! сказал Евлампий. И тут же добавил: А вот и она!
Маркел обернулся и увидел, что Петр уже вернулся и у него в одной руке миска грибочков, а во второй чарка (даже, правильнее, чара) хлебного вина. От вина шел добрый дух.
Надо, надо испытать, сказал Евлампий. А то как же.
Маркел подумал и кивнул. Петр поставил перед ним миску, в миске уже была ложка, так что доставать свою было не нужно, а чарку поставил под самую руку, нет, даже почти что в пальцы вставил. Маркел усмехнулся. Евлампий вдруг спросил:
А не боишься?
Маркел сердито мотнул головой, перекрестился, взял чарку и, не отрываясь, выпил, поставил и сразу принялся закусывать. Петр и Евлампий молча ждали. Маркел перестал закусывать, кивнул головой и сказал:
Хороши грибочки. Хрумкие!
А винцо? спросил Евлампий.
Просто царское! сказал Маркел. Но недоразбавлено. Небось, горит.
Ну, может быть, сказал Евлампий. Виноват, перестарались!
Ладно, сказал Маркел. Чего там. Это не самый грех. Но завтра приду и проверю из общего чана!
Милости прошу! сказал Евлампий. Всегда добрым людям рады.
А Маркел опять взял чарку, поднес ее к носу и понюхал.
Еще? спросил Евлампий.
Нет, сказал Маркел, хватит, мы на службе. После еще понюхал и сказал: Чистый дух, так бы всю жизнь и нюхал. Потом спросил: Что добавляешь?
Э! сказал Евлампий. А вот это я тебе уже и под кнутом не расскажу! Знаешь, сколько мне за это сулили? А я молчу.
Маркел опять понюхал чарку и сказал:
Через вишневый уголь чистишь.
Нет, сказал Евлампий. Не через него.
А через что? спросил Маркел.
Га! сказал Евлампий радостно. Так я тебе и рассказал! А налить еще налью, пей сколько сможешь, и все даром, мне не жалко.
Маркел опять понюхал чарку и сказал:
Тоже колдовство какое-то! и посмотрел на Евлампия.
Евлампий покривился и сказал:
Вот так и угощай добрых людей. Так и на дыбу недолго попасть.
Ладно, ладно, примирительно сказал Маркел. Не буду. Да мне уже и некогда. Тут он встал из-за стола, взял шапку, и Евлампий тоже встал, и он сказал Евлампию: Завтра опять приду. Так что у тебя еще вон сколько времени! Вспоминай про эту бабу, спрашивай. Тут он повернулся к Петру и спросил: А ты что про нее знаешь?
Про кого? спросил Петр.
Про бабу-уродку, быстро продолжал Маркел, а сам при этом повернулся так, чтобы закрыть собой Евлампия, чтобы тот не делал Петру знаков, и опять сказал: Про ту уродку, что государыня убить велела, где она сейчас?
Так закопали ее, что еще! Еще вчера, сказал Петр. И тут же громко сказал: А! потому что понял, что проговорился. Маркел посмотрел на него и подумал, что зато теперь его хоть в кипятке вари, он уже больше ничего не скажет. Поэтому Маркел не стал его дальше расспрашивать, а только строго усмехнулся, надел шапку, отвернулся и сказал уже Евлампию:
Вот так-то! Завтра я к вам приду. А вы пока что вспоминайте, вспоминайте, спать вам сегодня будет некогда! и развернулся, и пошел к порогу.
Эх, не тех грибочков мы тебе подали! сказал ему в спину Евлампий, но он и не подумал оборачиваться, а как шел к порогу, так и вышел, а там и вышел со двора в открытые Григорием ворота вот какой ему тогда был сделан почетный выход.
8
Но до моста он не дошел, а еще раз свернул, теперь уже совсем немного влево, то есть туда, где шагах в двадцати от моста стояла деревянная церквушка (по-московски, конечно, часовенка) Николы, как после Маркел узнал, Подстенного. А тогда Маркел просто снял шапку, остановился и перекрестился, а уже после вошел внутрь, стараясь сильно не дышать, чтобы вином не разило. Да только некому там было вино нюхать, служба давно закончилась и в церкви было пусто. Маркел опустил в кружку копейку, взял две полукопеечные свечки и поставил первую по убиенному отроку Димитрию, а вторую святому Николе, на добрый совет. Маркел всегда так делал, а тут, подумал он, давно было нужно это сделать, а он вон
сколько протянул, грех это и гордыня. Подумав так, Маркел еще раз, теперь уже во весь мах, перекрестился и начал читать Отче наш. После еще читал всё подряд, что вспоминалось. А после, замолчав и повернувшись к Николе, Маркел просто долго на него смотрел и старался ни о чем не думать, потому что нужно было ждать и не пропустить того, когда Никола начнет говорить. Но Никола молчал и молчал. Маркел опять начал читать молитвы. Потом опять молча смотрел. Потом сам не заметил, как задумался. Дум было много: и о ведьме думалось, и о кабацком голове, и о царевиче, и о его приятелях, которые тогда с ним были, когда он то ли сам зарезался, то ли его зарезали, а если сам, тогда чего они так напугались, или они еще что-то видели, а теперь не говорят, потому что им сказали ничего не говорить, никто, сказали, московских не звал, они потолкутся и уедут, а нам здесь дальше жить, а так еще самих зарежут Эх, в сердцах спохватился Маркел, грех о таком в храме думать, в храме душа должна быть чистой, а он какой сюда пришел, из кабака, прости, Господи, но он же не по своей охоте туда хаживал, а он по службе, и ведь же вон что выслужил ведьму!.. Эх, тут же еще сильней осадил себя Маркел, не о том он думает, нельзя такое пускать в душу