В одно из воскресений произошел такой замечательный случай. Гуляя по городу, мы забрели на его окраину, где находилась фабрика бисквитов. На улице возле фабрики множество русских девушек окружили нас и дивясь и радуясь, с любопытством стали на перебой забрасывать нас вопросами.
Обрадованные мы пожимали им руки и завели с ними дружеский разговор. Из разговора мы узнали, что они, так называемые, остовки. Бедно одетые, морально подавленные и невесело выглядевшие, но такие бесконечно нам родные и близкие, русские девушки, с наболевшей в душе горечью и обидой стали вам рассказывать о том ужасном положении, в котором они оказались, привезенные на работу в Германию.
«Как собаки
живем, да где там хуже того, говорила одна с искаженным от обиды и злости лицом, Как заключенные какие-то! Смотрите, вот «Ост» на грудь нам нацепили, с этим «орденом» ни на поезд, ни в трамвай не сядешь, гонят нас всюду немцы, как собак бешеных».
«Проклятущие немцы нас за людей не считают» вторили ей на перебой другие девушки.
«А где же вы живете?» спросил я их.
«Да вот тут-же, в этой тюрьме», отвечала одна из девушек, указывая глазами на второй этаж бисквитной фабрики.
«А, ну-ка, пойдемте посмотрим в каких «хоромах» вы тут живете» неожиданно предложил урядник Сокол (Сокол лейтенант артиллерист Красной армии).
«Что вы!.. Что вы!.. запротестовали девушки в один голос. Туда и близко не разрешается подходить посторонним, да нас потом живыми съедят, за то, что мы вас приведем».
«Не бойтесь, девчата. Мы пойдем первые, а вы потом подойдете, вроде как невзначай», предложил урядник Бурьян. (Бурьян лейтенант казачьей дивизии Красной армии).
Сговорившись с девушками мы смело двинулись к их «хоромам». Войдя в помещение, мы увидели других девушек. Они, увидев нас, застыли в недоумении от такого нежданного и негаданного явления, молчали и таращили на нас глаза.
«Здравствуйте, девчата!» громко и дружно поздоровались мы.
«Здравствуйте». тихо и нерешительно, озираясь по сторонам, ответили девушки.
В это время в комнату гурьбой ввалились девушки, с которыми мы познакомились на улице и принялись весело и шумно объяснять наше неожиданное появление.
В это время, откуда ни возмись, явилась начальница общежития немка. Крайне удивленная, с недоумением и испугом она смотрела на нас, не зная за кого нас принимать то ли за людей, которых немедленно нужно выгнать, то ли за начальство, которое нужно бояться.
Сбитая с толку нашей необыкновенной формой (которую ей, наверняка, никогда в жизни не приходилось видеть), видя, как уверенно и непринужденно мы себя держим, она все-таки приняла нас за какое-то неведомое ей начальство и любезно улыбаясь, сама принялась показывать нам все достопримечательности помещения «тюрьмы», как назвали его девушки.
«Вот тут мастерская для девушек, есть швейные машины, они могут, при желании, сами себе шить», открывая дверь в соседнюю комнату скороговоркой и с легким испугом и волнением, говорила она. (Надо сказать, что все комнаты были чисто к опрятно убраны).
Смекнув, что немка принимает нас за начальство, вроде за какую-то инспекцию, мы умышленно принялись разыгрывать роль таковой.
Урядник Сокол, напыжившись, изображая из себя старшего начальника, демонстративно покручивая усы, начальствующим тоном говорит мне:
«А ну-ка, спроси ее чем рабочих тут кормят, сколько граммов мяса получают они на день?»
Я, разыгрывая роль переводчика, спрашиваю немку, говорю, дескать, наш начальник хочет знать то-то и то-то.
Испуганная немка спешит сказать, что всего получают в достатке и рабочие сыты и довольны.
«Брешет она, за-ра-за, немкиня проклятая!» боязливо, в пол-голоса, с ненавистью, украдкой бросая взоры на свою начальницу, восклицали девушки. «Живем впроголодь, работаем, как проклятые, а обращаются с нами, как с тварями вот она наша жизнь!»
Немка, конечно, не понимала, что говорили нам по-русски девушки и продолжала расхваливать жизнь остовок.
Наконец нам надоело разыгрывать комедию и мы поблагодарили немку-начальницу и вышли из помещения. Девушки гурьбой хлынули нас провожать.
«Вот холоду-то вы нагнали нашей немкине, она ведь здорово передрейфила, приняла вас не иначе, как за ревизию. Они, немцы, страсть как боятся всякого начальства», провожая нас говорили, давясь от смеха, наши новые знаковые. Отойдя немного от фабрики они остановились сказав, что дальше им идти не разрешается и просили нас приходить к ним повидаться хотя-бы раз в неделю. Тронутые доверчивостью и ласковым приемом, мы сердечно благодарим их, пожимая им руки и обещали во что-бы то ни стало в следующее же воскресенье снова с ними встретиться. Одна девушка, очень хорошенькая и кокетливая, черноглазая смуглянка, лет семнадцати, с симпатичными ямочками на щечках, задорно подойдя ко мне, сняла с меня папаху и нежно прижав ее к своей щеке, прищурив глаза и дрожа пушистыми длинными ресницами, с любовью сказала: «Наша, русская шапка» и поцеловала казачий серебряный галун. Вахмистр Давыдов, подойдя к девушке, наклонясь поцеловал ее шелковистые локоны.
«Как зовут тебя, красавица» спросил он.