Боюсь, что скоро разладится.
Почему?
Больно уж нерешительный он без приказа шагу не шагнет. Предложил провести во взводе стрельбы из пэтээр отказал.
Померанцев ощупал гладко выбритый подбородок.
Помоему, он прав. Зачем создавать себе лишнюю работу? Что бы подготовить Вавиловых и Даниловых, сколько надо пота пролить.
А ты знаешь, они здорово изменились. Конечно, поработать пришлось.
Иван рассмеялся.
Работа дураков любит. Ты извини, земляк, но это факт. Дальше говорить было не о чем. Анатолий пожалел, что рассказал о своих взаимоотношениях с Незамаем. До этого он еще допускал мысль, что Померанцев както изменился. Теперь понял, что они попрежнему разные. Иван посоветовал:
Выбрось ты из головы эту затею со стрельбой. Что тебя за это к награде представят?
Но Анатолий в тот же день встретился с комбатом. Слушая его, Сидоров то удивлялся, то негодовал слишком нелепы были мотивы отказа Незамая.
Да, мы ограничиваем расход боеприпасов, но если бойцы не стреляли да еще сами изготовили мишень, тут надо идти навстречу. Ладно, я поговорю с командиром роты.
На следующий день после обеда Незамай передал Арышеву, что завтра взвод может стрелять патроны разрешили выписать. Чувствовалось, что делает он это под нажимом.
Медленно пробуждался день. На посветлевшем небе потухали далекие звезды. Туман затопил всю падь, опутал сопки косматой пеленой, и только местами проступали очертания их вершин. Солнца еще не было видно, но в розовеющем небе занималось утро.
Арышев встал, наскоро сделал физзарядку и поспешил в казарму, чтобы успеть к подъему. Это туманное утро напомнило ему далекую сибирскую деревню, где прошло его детство. Бывало, на зорьке, когда еще по лугам стелится туман, по пояс мокрый от росных трав, он пробирался с «тулкой» в руках к заросшему кустарником озеру. Заняв удобную позицию, с трепетом в груди ждал, когда жирные крякуши выплывут из камышей. Иногда он подолгу любовался их удивительным оперением, не смея пошевелиться. Потом, спохватившись, стрелял
Внезапно мысли Арышева были прерваны звонкими ударами в рельс. Сразу же в разных местах послышались громкие голоса дневальных в казармах начался подъем. Подходя к своей землянке, Анатолий услышал один за другим три винтовочных выстрела. Изза казармы выскочил Степной, торопливо, будто за ним кто гнался, сообщил:
Товарищ линтинант, сегодня наши войска освободили родной город Шумилова. Вот он там и
Что там?
Салютует!
В это время вышел Шумилов с винтовкой в руке.
Вы что делаете? Кто вам разрешил стрелять в гарнизоне? Солдат опустил голову, виновато промямлил:
Это же в честь освобождения моего города Радостьто какая!
Радость разделяю, а за нарушение порядка объявляют три наряда вне очереди. Сейчас же отнести оружие!
Шумилов повторил: «Есть, отнести» и помчался в казарму.
«Ну злодей! До чего додумался. Даже патроны гдето достал. Ох, будет мне за него».
У входа в казарму лейтенант услышал голос Целобенка. Грубо, с издевкой он когото распекал, пересыпая свою речь избитыми армейскими ругательствами: «разгильдяй», «разболтанный», «расхлябанный».
«Есть же такие, для которых брань является наслаждением, подумал Анатолий. Кого это он? Уж не моего ли»
Он не ошибся: перед старшиной стоял Шумилов и бросал робкие взгляды на лейтенанта, как бы прося у него защиты.
Целобенок доложил, что в роте ЧП рядовой Шумилов стрелял в гарнизоне.
Знаю. За это я уже наказал его.
Но Целобенок не успокаивался. Он припомнил все проступки солдата. Получалось, что это отъявленный хулиган, которого надо судить. В конце старшина
подчеркнул, что только первый взвод и тянет роту назад.
Трудно было возразить Целобенку, но в тоне его сквозило злорадство, а не искреннее желание подтянуть взвод. Ему хотелось досадить Арышеву, которого он невзлюбил с первой встречи за его «самоуправство». Потом лейтенант отобрал у него Примочкина, и он, старшина, ничего не мог сделать. Отмахнулся от этого и Незамай. Теперь Арышев затеял какието стрельбы.
После завтрака лейтенант построил взвод для следования на стрельбище. Целобенок чуть ли не в приказном порядке потребовал:
Оставьте у мое распоряжение Примочкина. Для чего?
Командир роты знае для чего.
Тогда он пусть сам и скажет мне об этом. А зря отрывать людей от занятий я не разрешу.
Взвод шагал на стрельбище, громко распевая песни. Солнце поднималось все выше и выше. Яснее проглядывались далекие сопки, окутанные сизой дымкой августовского марева. После ночного дождя трава сверкала алмазными капельками, источая терпкий запах. Сипло стрекотали в траве кузнечики, вылезли из своих норок суслики и тушканчики, затрепыхала в воздухе пустельга.
Привольна и величава в это время степь! Кажется, что она покрыта бесконечным зеленым пологом, который чуть колышется, гоня мелкие бархатистые волны ковыльных метелок.
Пока не наступил зной, Арышев начал стрельбы. Бойцы с нетерпением ждали, когда им разрешат стрелять из бронебойного ружья. Только у одного Примочкина не было такого желания. Он явно испытывал страх.
Смотри, Саня, уши затыкай, а то оглушит, подтрунивал Шумилов.