Мирле сдержал-таки слово.
За праздничным столом, несмотря на его скромность, было шумно и весело. Эренбург оказался чрезвычайно компанейским и остроумным человеком. Он буквально сыпал каламбурами, шутками, совершенно свободно изъясняясь на французском языке. И только наиболее наблюдательные могли изредка заметить, как цепко задерживался его взгляд на том или ином лице, как чутко прислушивался он к разговорам: писатель не извлекал из кармана записную книжку и карандаш, но все заслуживающее
внимания фиксировал в памяти.
Встретив в Эренбурге еще одного друга, по-настоящему заинтересованного в делах «Нормандии», Ив Майе, Андре Познански, Альбер Прециози пожаловались ему на то, что их слишком долго держат на «приколе». Надоело, мол, как бы ускорить отправку на фронт?
Узнаю французов, узнаю! ответил писатель, мягко улыбаясь. Они все, как солдаты Наполеона в лучшие времена: я ворчу, но я иду.
В данной ситуации точнее было бы сказать: мы ворчим, но мы ждем, подсказал Литольф.
Господа, внес ясность пресс-атташе. Хочу вас обрадовать: в начале января вы получите десять самолетов Як-один.
Спасибо! вскочили «мушкетеры». За ваше оружие чести вива! провозгласили тост.
Затем кто-то запиликал на губной гармошке, кто-то застучал ложками, и вдруг взвилась песня: «О, Париж, мой Париж» Вместе с «нормандцами» пели Илья Эренбург, Павел Друзенков, все присутствующие из русских.
Шампенуа сказал не все. Он приберег еще одно не менее приятное сообщение, чтобы объявить о нем ближе к двенадцати. И когда нужное время подоспело, открыл свой портфель, извлек оттуда шелковый мешочек с вышитой на нем желтой надписью: «Летчикам «Нормандии», высоко поднял его над головой.
Это, господа, вместе с новогодним поздравлением передали вам Люсетт и Жинетт!
Что тут началось! Буря восторгов. Французы от радости прыгали, как мальчишки, отовсюду неслись возгласы:
Вива Люси и Жижи! Прекрасные девушки! Помнят о нас! Настоящие француженки! Да здравствует свободная Франция!
Когда все приутихли, Шампенуа развязал шнурок мешочка и высыпал на стол золотые нарукавные нашивки, созданные девичьими руками.
Летчики мигом расхватали их, начали рассматривать, примерять к рукавам.
Замешкавшемуся Бизьену нашивки не досталось. Он стоял у стола, растерянно глядя на Шампенуа.
Кто здесь Ив Бизьен? вдруг спросил тот.
Я! встрепенулся «обиженный».
Простите, немного забылся. Для вас есть нашивка персональная.
Шампенуа извлек из нагрудного кармана что-то наподобие шоколадки в блестящей фольге.
Велено передать лично вам.
Воссиявший от счастья Ив бережно развернул фольгу и увидел такую же, как у всех, нашивку, с той лишь разницей, что на оборотной стороне скромной белой ниткой было выстрочено имя, ставшее вдруг дорогим и родным: «Люси».
Ив был вне себя от радости. Летчики откровенно завидовали «малышу Бизьену», сумевшему пленить сердце первой же француженки, встретившейся ему в России.
Никто не думал тогда, что изображение нарукавной нашивки: два золотистых льва на красном фоне герб провинции Нормандия станет вскоре эмблемой эскадрильи. Вместе с добротой девушки подарили соотечественникам символ преданности своей любимой родине.
«Мушкетеры» умудрились незаметно прикрепить нашивки к рукавам, чем заслужили право ровно в двенадцать часов по московскому времени провозгласить тост за Францию, за ее освобождение от злобного, коварного врага.
Новогодний вечер удался на славу. Он влил в «нормандцев» новый заряд бодрости и энергии, дал еще раз почувствовать, что в «далекой холодной России» они не одиноки, с ними все, кому ненавистен фашизм.
Уезжая, Шампепуа вручил Пуликену пакет. Сказал:
Вскроете потом.
Илья Эренбург обратился ко всем сразу:
Следите за «Правдой» и «Красной звездой». Скоро о вас узнает весь мир.
Желанные гости отбыли.
Зайдя в кабинет, Пуликен вскрыл пакет, вынул из него и развернул аккуратно сложенный лист меловой бумаги. Прочитал машинописный текст: «Майору Жозефу Пуликену. Ваш рапорт рассмотрен. Будет удовлетворен после полной подготовки эскадрильи к боевым действиям. Генерал Пети».
Все правильно, произнес вполголоса. Дело должно быть доведено до конца.
Через три дня на аэродроме приземлились 10 новеньких, только что с завода Як-1. Тюлян, Литольф, де ля Пуап загорячились:
Давайте сразу летать на них.
Нет-нет! отрезал Пуликен. Сначала на Як-семь. Вы, Тюлян, сделаете на нем контрольные полеты со всеми, лично дадите каждому допуск к боевой машине. За это время ваш механик Жан Калорб покрасит коки винтов в сине-бело-красный цвет.
Тюлян приступил к делу незамедлительно. Подъем для авиаспециалистов был объявлен раньше. Бедняги коченели на жгучем ветру, пока удавалось запустить двигатели. А потом, до прихода летчиков, они, сидя в кабинах, поддерживали работу двигателей на малых оборотах.
Майор Тюлян худой, жилистый, с вечно блуждающей улыбкой, торопил время. Одного за другим сажал в кабину учебно-тренировочного «яка» пилотов,
по очереди передавал им управление самолетом: выруливайте, взлетайте Если в первом полете по кругу летчик действовал нормально, разрешал ему пересесть на Як-1 отрабатывать управление на выруливании, взлете