Маргарита сидела с Эльзой, кормившей малыша, когда к ним пришел Рудольф.
Беспокойство за жену еще не оставило его, да и ребенок, хоть и родился здоровым и крупненьким, но ему, впервые ставшему отцом в сорок три года, казался самым беспомощным и хрупким на свете существом.
Эльза решила кормить сама; молоко пришло сразу и много, и кормления всем доставляли удовольствие.
В спальню тихонько постучали, послышался голос Лея.
Войди, Роберт, отозвалась Эльза. Я уже покормила.
Она спрятала грудь и, положив сына на подушку, приветливо улыбнулась:
Вы сегодня быстро закончили, заметила она.
Да, быстро, усмехнулся Рудольф. Можно я его возьму?
Он взял малыша, сучившего голыми ножками, бережно, как показал Брандт, придерживая головку.
Очень красиво держишь, похвалил Лей. Только лучше положи пока.
Почему? не понял Рудольф.
Сейчас увидишь. Дай-ка мне. Он взял ребенка, положил его на подушку, немного на бочок, отвернув от Эльзы. Младенец тут же пустил такую упругую струю, что Рудольф про себя пришел в восторг.
В них гораздо больше жизненной силы, чем нам это кажется, усмехнулся Роберт.
Между прочим, там Геринг зубами скрежещет, заметил ему Гесс.
А что случилось? спросила Эльза.
Забавное недоразумение, ответил Лей. Грета, что за таблетки на моем галстуке лежали?
Это мои. Я хотела снотворное принять, но Маргарита смутилась, припомнив минувшую ночь.
Я так и подумал, кивнул Лей.
Как же ты глотаешь что попало?! возмутился Рудольф.
Ну, виноват. Зато появилось свободное время и возможность нам с Гретой прогуляться к Кельштейну. Хоть посмотрим, что там Борман настроил.
Как же ты в таком состоянии
Я в таком состоянии не могу серьезные вопросы решать, тем более с Герингом. А с женой побыть в самый раз. Вообще-то Он глубоко вздохнул. Будь вашему Буцу хотя бы две недели, я бы и вас троих туда вытащил. Такая красота вокруг, а мы тут все ходим, как индюки по птичьему двору, и пакостим друг другу.
Как ты его назвал? улыбнулась Эльза.
Кого? А! Да, Буц он и есть Буц! Знаешь Он присел у ее постели. Помню, мы с Гретой целый месяц для своих двойняшек имена сочиняли. Изольда, Аврора, Юдифь
Не было Юдифи, неправда! засмеялась Маргарита.
Зато Тристан был, и Зигфрид, и еще какой-то не то Амфилохий, не то Сакердон.
Ну, неправда же! хохотала Маргарита. Рудольф тоже улыбался.
Одним словом, мы до завтра отсюда исчезнем, сказал Лей. Переночуем в Платтерхофе. Там сейчас фон Нейрат перед отставкой лечится. Но мы его беспокоить не станем.
Имей в виду, Борман и здесь, и повсюду персонал набирал сам, так что начал Рудольф.
В-вот у нас всех где уже твой Борман сидит! Лей хлопнул себя сзади по шее с такой силой, будто хотел себе голову снести. Извини, Эльза.
Он встал и молча увел Маргариту.
Через четверть часа, когда они уже собирались сесть в машину, туда, опередив их, заскочила Берта.
Это как же понимать? спросил Лей.
Собака отвечала тихим взлаиванием.
Ясно, кивнул Роберт. Но ты уверена, что хочешь с нами?
Берта, фыркнув, мотнула головой и привычно улеглась на заднем сиденье.
Куда мы поедем? спросила Маргарита, увидев, что он выруливает на шоссе.
Спустимся к Оберзальцбергу и объедем гору с другой стороны. Надеюсь, еще остались места, где эта крыса не успела все перерыть!
Мне кажется, Рудольф тоже стал недолюбливать Бормана, заметила Маргарита.
Поздно. Сначала спихнул на него всю рутину, а когда спохватился, то оказалось, что инфекция уже так въелась в организм партии, что поражения необратимы.
Не чересчур ли ты
За все годы твой брат только раз указал псу его место, продолжал Лей с растущим раздражением. Когда тот от имени Гесса пожаловался на меня фюреру. Можешь себе такое вообразить?!
Я знаю ту историю, сказала Маргарита. Но Рудольф мне после объяснил, что, открой он Адольфу правду, Бормана убрали бы со всех постов. А повод был ничтожный какие-то бланки.
Эти «какие-то бланки» едва не выросли во внутрипартийное расследование против меня! Только тогда твой деликатный брат
во всем признался судье Буху, и дело закрыли.
Ты все еще сердишься?
Рем тоже во многом на его совести.
На чьей? кратко уточнила Маргарита.
Она ощутила на себе его пристальный взгляд, но продолжала глядеть прямо, в лобовое стекло. Лей, казалось, тоже сосредоточился на дороге.
Новое шоссе на Оберау, проложенное несколько лет назад, было удобней, но старое, идущее через Оберзальцберг деревеньку, быстро разрастающуюся в городок, выглядело несравнимо живописней, поскольку окрестности сохраняли пока природную девственность.
Так, в молчании, они проехали еще километров пять. Наконец она, не выдержав, придвинулась поближе и дотронулась до его плеча:
Давай поговорим.
Он еще метров триста вел машину по дороге, потом свернул к сосновой роще.
Маргарита выпустила из машины Берту; Лей, бросив куртку на рыжую хвою, растянулся рядом.
Посмотрев на него, Маргарита подумала, что едва ли стоит затевать сейчас серьезный разговор. Такого уединения, как под этими еще хранящими тепло соснами, уходящими в Сумеречное пространство, может больше не подарить им судьба. Она села, наклонившись, хотела поцеловать его, но прикусила губы. Он едва заметно усмехнулся: