О существовании этого тайного союза было известно только
от самого Власова. В последующие дни приходилось обдумывать, на кого еще можно было рассчитывать среди русских пленных генералов для создания Русской Освободительной Армии. В том же лагере находились два важных советских командующих армиями: генерал Михаил Федорович Лукин, командир 19-й армии, и генерал Павел Григорьевич Понеделин, командовавший 12-й армией на юго-западном фронте. Я могу сейчас назвать эти имена, потому что знаю, что оба уже скончались. В разговорах с Власовым в лагере для военнопленных все трое пришли к следующему соглашению: «Ты, Андрей Андреевич, переходи к немцам. Если выяснится, что описываемое тобой задание не является обманом, а это вещь серьезная, тогда мы с тобой. Если же это окажется обманом мы не присоединяемся». Так Власов добился согласия от своих старших сослуживцев.
Его привезли в Берлин. На Виктория штрассе 10, где находилось Отделение Военной Пропаганды в составе Главной Ставки Вооруженных Сил, (сокращенно WPr. IV), Власов встретился с другими русскими пленными или перебежчиками, которые выразили готовность сотрудничать с немцами. Начальником этого отделения, которому подчинялся Штрикфельдт и в котором работал капитан Николай фон Гроте, был полковник Ханс Лео Мартин. Штрикфельдт действовал очень умело, подчиняясь одновременно отделению с полковником Мартином и отделению «Иноземные войска на Востоке» с полковником Рейнхардом Геленом. Это давало ему возможность в критических ситуациях отклонять неприятные требования с третьей стороны, причем, заранее заручившись согласием, он мог ссылаться то на одно, то на другое учреждение. Таким образом ему удавалось идти своим путем.
Конфликты крестьянского сына
Из поколения в поколение несбыточной мечтой для всех русских крестьян был надел собственной земли. Так было до аграрной реформы, осуществленной выдающимся министром Государя Николая Второго, Петром Аркадьевичем Столыпиным в 1910 году и принесшей облегчение и право на собственную землю.
Многие советские генералы происходили из крестьянского сословия и отвергали сталинский советский режим. К ним принадлежал и Власов. Он презирал «великого» Сталина, хотя и пользовался часто лозунгом «за нашу советскую родину, за нашего вождя Сталина, готов отдать жизнь». Но он должен был стать членом партии: без партийного билета у него не могло быть военной карьеры.
Тысячи перебегают
и жилье.
Этих людей весьма скоро стали называть в немецких частях «наши русские» или «наши Иваны». Позже появилось сокращенное определение «Hiwi,» что значило «готовые помочь». Такое определение не только объясняло, что эти русские добровольно стали служить в немецких военных частях, но одновременно подчеркивало, что у немцев по отношению к этим людям не было никаких обязательств, поскольку говорилось: «Они ведь сами пришли, никто их не звал». Такая установка была очень удобна и успокаивающе действовала на немецких командиров.
В конечном результате большинство немецких частей на Восточном фронте располагало большим числом таких «Hiwi,» которые с 1943 года назывались «добровольцами» и без которых в то время нельзя было обойтись. Их использовали не только на работах в жилищах и гаражах, но потом стали привлекать и к сторожевой службе, для действий против партизан в тех случаях, когда немецкие пополнения были недостаточны. В конце концов их стали назначать и во фронтовые части. При этом командиры полков по поводу этих «Хиви» столкнулись с трудной дилеммой, так как, с одной стороны не могли отказаться от их услуг, а с другой были вынуждены официально скрывать их присутствие в частях, так как это было равносильно нарушению запрета немецкого руководства.
Развивающиеся события в последние месяцы 1941 года давали возможность пополнять немецкие части до известной степени этими добровольцами. Число таких добровольных помощников и дальнейших соратников может быть определено только приблизительно. По мнению Александра Далина, весной 1942 года их было около 200,000, а весной 1943 года, по всей вероятности, полмиллиона, если не больше.
«Хиви», в общем, проявляли сознание долга и служили верой и правдой. Такое поведение вызывалось сознанием, что при возвращении в ряды Красной армии им угрожала верная смерть. Каждый из них отлично знал, что смерти будут предшествовать страдания и пытки со стороны специальных советских подразделений. При особой удаче можно было попасть в штрафной батальон, что было равносильно назначению в часть, посылаемому прямо на небо. И, помимо этого, «хиви» старались изо всех сил, чтобы не быть посланными обратно в лагеря военнопленных. Ибо ходили слухи, что условия в этих лагерях в начале похода в Россию были бесчеловечны, и у пленных было мало шансов выжить там.
В связи с этим я считаю нужным вспомнить событие, которое я видел собственными глазами зимой 194142 года. Я был поблизости от Витебска и ехал на лошадях в санях по равнине во время леденящей снежной метели. К моему большому удивлению я вдруг увидел на этой производившей мертвящее впечатление местности отдельных немецких часовых. Кого они должны были охранять? Ответ я получил как только наша лошадь освободилась от навоза. В следующее мгновение мне показалось, что снежная равнина пришла в движение. Какие-то закутанные дрожащие фигуры подползали к саням и набрасывались на свежий конский навоз, отрывая его друг у друга и немедленно поглощая. Только тогда я понял, что мы проезжали через лагерь военнопленных, в котором не было никаких убежищ. Русские пленные укрывались в берлогах, которые они выкапывали своими руками. Голод и надежда, что из проходящих тут саней выпадет что-либо съедобное выманивали их из берлог.