Какая жуткая тишина! Будто в доме, где лежит покойник. Не скрипит снег, не гудит ветер, путаясь в берёзовом колке на склоне гривы. И вот он наедине с человеком, который в припадке бешенства поднял руку на Благинина. Страшно!
А ты ты чего смотришь, сволочь! Вместе ведь донёсся до Салима хриплый голос Андронникова.
Зайнутдинов вздрогнул и открыл глаза. Недалеко от него стоял Благинин и вертел в руках нож Ильи.
Жив! крикнул обрадованно Салим и хотел было кинуться к Благинину, но в это время Андронников схватил ружьё, стоящее у стога, взвёл курки и рывком выбросил его к плечу, направляя стволы в грудь Ивана.
Врёшь, гад, всё равно не уйдёшь от меня!
Благинин побледнел. «Убьёт!» мелькнула в голове мысль, но в этот миг Салимка, до сих пор ко всему безучастный, кинулся к Андронникову и повис на ружье, бормоча:
Нельзя, мой дружка, нельзя
На гребне гривы показался Филька Гахов, плавно скользя на лыжах по проделанной Благининым лыжне.
Андронников опустил ружьё.
Твоё счастье, невнятно проговорил Илья, потупя взгляд.
Благинин и Андронников разошлись в разные стороны, в душе ненавидя друг друга. Салимка, бросив вдогонку Илье короткое: «Шайтан!» пошёл один по направлению охотничьей избушки, без лыж, утопая по колена в глубоком снегу.
Глава пятнадцатая
Семьи Салима и Андронникова жили по-разному, об этом говорил даже беглый взгляд на домашнюю обстановку. Многочисленное семейство Зайнутдиновых занимало небольшой саманный пятистенник, чистый и скромный, обставленный лишь необходимой утварью.
Дом же Андронникова был самым большим и красивым в деревне, с резными карнизами и выходящей на широкий двор террасой. Внутренняя обстановка дома была богатой: в простенках стояли дубовые стулья с мягким сиденьем, пол в горнице застлан большим ковром, искусно сделанным из волчьих шкур, над кроватью с никелированными спинками и пышно взбитыми подушками красивый персидский коврик, на котором повешены три ружья заграничной марки, несколько охотничьих ножей в расписных, отделанных серебром, ножнах. За стеклом массивного буфета дорогая посуда.
Узнав, что приехал парторг с заведующим участком, жена Андронникова Настасья засуетилась у блестящего самовара.
Вы не беспокойтесь, Настасья Агафоновна, мы сыты, сказал Афанасий Васильевич, усаживаясь в предложенное кресло. Мы ведь заехали поинтересоваться, как живёте, не нуждаетесь ли в чём.
Настасья вытерла ярким фартуком вспотевшее лицо с увесистым подбородком и удивлённо спросила:
Чёй-то понадобилось вдруг? Раньше что-то этого не замечалось.
Ошибка была, что раньше не поинтересовались. А ведь это наша, так сказать, обязанность знать, как живут охотники, заметил Жаворонков, окидывая внимательным взглядом комнату.
Настасья шмыгнула носом.
Как же, понимаю, понимаю. По партийной, бишь, надобности.
По партийной обязанности вы, наверно, хотели сказать
Вот, вот А житьё наше не блещет. Стыд сказать, грех утаить: едва концы с концами сводим.
Жаворонков с Прокопьевым многозначительно
переглянулись.
Раньше хоть картошки целый огород насадишь, продолжала словоохотливая Настасья, продашь на базаре, глядишь, и вывернешься, а прошлый год обрезали усадьбу, говорят: не колхозники не положено общественной землёй пользоваться. А много ли земли-то было? Каких-нибудь сорок соток.
Да-а неопределённо протянул Прокопьев.
Вот не поверите: намедни выбились из копейки, хоть плачь, да ладно Илюша рыбёшки добыл, так вышли из положения.
Ну ничего, Настасья Агафоновна, ничего, сказал Жаворонков, поднимаясь из кресла, выправитесь
Вы уж и пошли, засуетилась Настасья, а чайку? Медком угощу
Спасибо. Время позднее, а нам ещё кое-куда заехать надо, поспешно проговорил Жаворонков. Прощайте, Настасья Агафоновна.
Прощевайте! Ах ты грех, чайком-то и не попотчевались
По дороге Жаворонков с Сергеем Селивёрстовичем завернули в правление колхоза. Председателя не было, а в комнате счетовода собрались старики. Степенно усевшись на стулья и немилосердно дымя крепким табаком, они беседовали о колхозных делах. Среди них был и сторож колхозной фермы дед Филипп.
Поздоровавшись со старожилами, Афанасий Васильевич и Прокопьев уселись на широконогую скамейку и, набивая самокрутки табаком из кисета деда Филиппа, прислушались к разговору.
А ведь выведут и на нашей ферме новых коровушек, высказывал свои мысли седобородый старик, похожий на раскольников, которых некогда рисовали на лубочных картинках. Вы так посудите: наша сибирская бурёнушка не видная, мелкорослая, молока от неё мало, а истопишь на палец жира в кринке плавает. И опять остфризы, скажем. Крупные, красивые и молока много, а жидкое. Вот соединить сибирячек и остфризов и новая порода коровушек. Ещё не вывели такую, а определение дали: Барабинская жирномолочная, потому верят, что будет она.
Конечно выведут, подтвердил и другой старик, Начало опытники положили. Вот бывало идёшь по урману: в буреломе путаешься, о коряжины спотыкаешься, а случись попадёшь на тропинку, может её один человек всего и проделал, а тебе уж за ним легче итти. Так и это