Тогда-то Благинин и заявил:
Считаю, что обязательство николаевцев всем нам под силу. А я думаю о большем: обещаю два сезонных задания выполнить.
Заговорили все сразу.
Что николаевцам-то. У них участок побогаче, зверя побольше. Где нам до них!
Салимка думает, что надо мало-мало больше их добыть.
Хватит с нас и ста двадцати процентов. Высоко будем забираться, как бы не споткнуться.
Этак-то, мужики, стыдновато соревноваться: они за полтора задания, а мы за меньшее. Негоже, негоже..
Немногие охотники молчали, считая, что, как решит большинство, так тому и быть.
Не принимал участия в обсуждении договора и Илья Андронников. По-медвежьи неуклюжий, приземистый, он молча стоял в сторонке и равнодушно слушал споривших.
Илья такой грузный, что непонятно, как держится на тонких кривых ногах. Из-под низко надвинутой на лоб фуражки спускается чёлка аккуратно подстриженных волос. На почти безбровом лице выделяются большие чёрные глаза. Если они смотрят на человека, то кажется, что ощупывают со всех сторон. Одет он в меховую куртку, крытую жёсткой материей зеленовато грязного цвета, такого же цвета галифе и бурые сапоги из кожи собственной выделки. От его одежды и обуви всегда исходит запах дёгтя и нафталина. «Бережливый!» думают о нём.
А ты чего молчишь, Илья? вдруг обрушился на него Тимофей Шнурков. Ты здесь посторонний или как? Присутствующий?..
А мне чего кричать, зевая, проговорил Андронников. Задание мне промхозом дано это и есть моё обязательство. Я должен его выполнить. А будет удача, и больше отловлю.
Как так? загорячился Тимофей. Это ты с кем думал?.. Это, значит, ты как последний трус: идите в атаку, а я со стороны посмотрю, как оно будет. Побеждать будете к вам присоединюсь, а нет на меня не надейтесь, не подмогну.
Это уж не твоя забота, Шнурков, сердито оборвал Андронников и отвернулся от Тимофея, делая вид, что разговор окончен.
Нет, нет, ты не отворачивайся, ты скажи Шнурков ухватил Илью за воротник меховой куртки. Ты мне отвечай!
Отойди от греха, Тимофей, а то жена тебе бородёнку малость пощипала, я ж тебе начисто её выдеру! раздражённо пробурчал Андронников и легонько оттолкнул от себя старого охотника.
Вот чёртова скотина! выругался Шнурков, презрительно сплюнул в сторону и отошёл от Ильи.
Промысловики,
занятые обсуждением договора, не обратили внимания на разговор Тимофея Шнуркова с Андронниковым, но Благинину этот случай запомнился.
Промысловики долго ещё подсчитывали возможности, доказывали друг другу, выслушали мнение заведующего участком и, наконец, решили: принять вызов охотников Николаевского участка.
«Эх, и нескладно получается! вздохнул Благинин, вспомнив недавнее собрание. Этак и болтуном можно оказаться. Сейчас два задания не выполнишь, в следующий месяц погода помешает, вот и цена твоему слову. Медный пятак в базарный день».
Верно, чтобы взять на себя такое обязательство, выполнить за сезон два задания, у него были все основания, реальные подсчёты. Когда другие промысловики ещё занимались домашними делами, он уже был в районе закреплённых за ним водоёмов. Пробираясь пешком через плетни валежника, по зыбкой лабзе, прыгая с шестом по косматым кочкам или часами просиживая на лодке в рогозовых зарослях, Иван наблюдал за ондатрой, ведя разведку, плёл из камыша и расставлял на воде десятки кормовых столиков.
К открытию сезона он уже знал о запасах ондатры, о пунктах её обитания. Наиболее точный учёт был, пожалуй, только у заведующего производственным участком Сергея Селивёрстовича Прокопьева, который всё лето проводил на водоёмах, определяя запасы зверьков для составления графика облова угодий. И вот теперь все расчёты рушатся погода мешает. А ведь парторг после того, как был подписан договор с николаевцами, предупреждал: «Смотри, Благинин, держи слово. Ты у нас направляющим пойдёшь, по тебе весь коллектив охотников равняться будет». Вот тебе и равняйся И вдруг вспомнил: «Капканы-то стоят на водоёмах. Половина добычи может погибнуть. Ястреба-тетеревятники, совы доберутся до ондатры, все шкурки попортят. Нельзя этого допустить. Всякий тебя после этого браконьером назовёт, скажет: коршунью ценных зверьков скармливаешь. Но что же делать, что?»
Благинин ещё долго лежал, закинув руки под голову, и соображал, на что решиться. Пришел на память эпизод из фронтовой жизни.
Однажды командир сказал, перед строем: «Надо взорвать мост на речке Чаче. Охрана большая. Поручение опасное. Кто сам желает пойти?»
Иван первым изъявил желание. Командир посмотрел ему в глаза и спросил:
Не испугаешься? Одному ведь надо итти
Нет. Сибиряки не из робкого десятка.
И Благинин с ящиком взрывчатки проскользнул ночью мимо патрулей и дозоров, уничтожил мост и благополучно вернулся назад. А ведь знал какой опасности тогда подвергался, но не испугался. Так почему же раздумывал сейчас? Или испугался ветра, больших волн? И он как-то сразу решил: «Еду утром на Лопушное».
Охотники поднялись рано. Они выходили из избушки, смотрели, как неистовствует ветер и возвращались назад. Спать больше не ложились, но на промысел никто не собирался.