А, это ты
Я думаю, что лучше будет, если мы с Рудаковым сегодня придем к вам. Именно сегодня. Это избавит меня от всевозможных объяснений. И вообще можно его сразу подключить. Он знает местные условия. Парень надежный. Я за него ручаюсь, комсомолец
Хорошо, сделаем. Отдохни. У тебя будет трудный день.
Кузьма направился на станцию. «Кажется, сегодня там Музыкантов дежурит».
Дверь на станцию оказалась открытой. Толя Музыкантов уже встал с жесткого ложа, сооруженного из трех дубовых стульев казенного образца. Кузьма прошел по коридору и остановился в дверях дежурки. Музыкантов сидел на стуле спиной к Кузьме. Потом он поднялся, постоял, задумчиво глядя на море в окно, потом отвесил кому-то низкий поклон и несколько раз перекрестился. Кузьма на цыпочках вышел в коридор, затем, нарочито громко топая, вошел в дежурку.
Кто это? испуганно прошептал Музыкантов.
Это я, Толя, это я. Ты думал, начальник пришел тебя проверять?
Нет. Время раннее, кто знает, кого может принести в такую рань А ты чего не спишь-то?
Да вот запровожался, а смена в семь часов. Думаю, зачем домой идти, хозяйку тревожить, когда можно на станции отдохнуть немного до смены.
Ну и правильно, согласился Толя с довольно кислой физиономией. Кузьма отметил про себя, что Музыкантов чем-то недоволен. Ложись вот на столе, постели телогрейку, а я пока убираться буду. Все веселее.
А ты чего один дежуришь? Привел бы друзей, приемник бы послушали. Ребятам ведь все равно где спать, улеглись бы все вместе в дежурке, было бы веселее,
говорил Кузьма, а сам думал, как бы начать разговор. Ему не верилось, что Музыкантов может всерьез верить в бога. Тогда почему он крестился? Можно подурачиться, но для этого нужна аудитория. Не похоже, что серьезный Музыкантов способен дурачиться спросонья перед самим собой. Ну я буду укладываться, сказал Кузьма, широко зевая. А то давай помогу.
Не мешай, и то ладно
Суров ты, Толя, вот и друзей вокруг тебя немного. Вон у Рудакова отбою нет от желающих подежурить вместе с ним.
Пустозвон он, твой Рудаков, и друзья у него пустозвоны. Дождется он, что выгонит его начальник со станции. Уже сколько предупреждений было
Но ведь скучно одному
Как-нибудь сам с друзьями разберусь. Без подсказок. Ты здесь новичок, вот и не суйся в чужие дела.
Да ты не сердись. Это я так, к слову
Я не сержусь. Не люблю, когда мне указывают. Понятно?..
Вот ведь ты какой свободолюбивый, а в бога веришь
Музыкантов вздрогнул. Выпустил из рук веник, тот мягко упал ему на ногу, да так и остался лежать.
С чего ты взял?
Вся станция знает неопределенно ответил Кузьма.
Врешь. Кто тебе наболтал?
Неважно. Ведь это правда?
Какое тебе дело? Он нагнулся за веником, чтобы скрыть растерянность. Стал беспорядочно подметать. Водил веником по одному и тому же месту.
Хватит тебе пыль поднимать, не выдержал Кузьма, ведь все равно не метешь. Положи веник, садись, поговорим.
Не о чем мне с тобой разговаривать. Ты зачем сюда приехал? Отдыхать? Вот и отдыхай. И поменьше задавай вопросов. А то как бы Он посмотрел на Кузьму с такой беспомощностью, она настолько не вязалась со словами угрозы, что тот улыбнулся.
Ну, вот. Теперь ты меня пугать начинаешь. Это же несерьезно Я же тебя так, по дружбе спрашиваю. Просто интересно, как это молодой парень может верить в бога, когда моя бабка в нем разуверилась.
Вот я тебе по дружбе и не отвечу.
Чудной ты парень, сказал Кузьма миролюбиво. Он укрылся телогрейкой и поверх нее грандиозным бушлатом боцмана. Блаженно потянулся: Ну живи, как знаешь. Только с богом скучнее, никакой самостоятельности.
Что ты знаешь? уже успокоившись, спросил Музыкантов. Только то, чему тебя в школе учили: «Бога нет, дети. Человек произошел от обезьяны. Гагарин бога не нашел». А вы сидите и как бараны повторяете за учителем: «Бога нет».
Забавный ты парень, сказал Кузьма, чуть приоткрыв телогрейку. Мы обязательно поговорим с тобой на эту тему, только не сейчас. Спать хочу смертельно. Уж извини. А о тебе мне никто не рассказывал. Я сам сегодня случайно подсмотрел. До сих пор стыдно. Но, ей-богу, никому не расскажу, будь спокоен, у меня как в могиле. Какое мне дело, в кого ты веришь, зачем и почему
Кузьма укрылся с головой. «Да, не все здесь одинаковые на станции. Странно все это. Нужно непременно все обдумать. Что-то много всякой религии вокруг меня в последнее время. Нужно все обдумать обмозговать обмыслить»
Он незаметно задремал. Проснулся оттого, что кто-то положил руку на его плечо. Кузьма резко дернулся и откинул телогрейку. Перед ним стоял Музыкантов и не отрываясь смотрел на него.
Ты чего?!
Правда, никому не скажешь?
За этим и разбудил? Отдохнуть не даешь человеку. Чего ты боишься, у нас Конституцией предусмотрена свобода вероисповедания. Так что успокойся, никто тебя не съест и с работы не выгонит
Ты действительно никому не скажешь? голос его дрожал.
Никому, даже родной матери. И подумал: «Надо рассказать Рудакову. Он лучше знает Музыкантова. Нужно посоветоваться».
Кузьма заснул. Ему снились церковные колокола, купола, кресты и лики святых. Разбудил его Рудаков: