С огромным трудом удалось мне добыть лошадей. Никто не хотел ехать по плохой дороге, да еще под праздник. Я выходил из себя, бранился, обещал награду, но ничто не помогало.
И когда я в полном отчаянии сидел у станового, в канцелярии, вдруг объявился мой спаситель.
Это был огромный коренастый мужичище с четырехугольной бородой и тупым, словно срезанным, затылком.
Поедем, ваше высокородие! рявкнул он густым басом. Я повезу!
Поедем! обрадовался я. Ты кто? Как тебя звать?
Я генерал! ответил он, усмехаясь. А когда я пьян, я черт. И лошади у меня черти. Нам все можно! Сейчас я пьян и все могу совершить!
Ехать с пьяным, да еще к тому же как будто сумасшедшим, было более чем рискованно, но я махнул на это рукой.
А лошади готовы? спросил я «генерала».
Лошади будут в секунт! Я свистну и они прилетят Идем, садись!
Куда ты, дурак, едешь? уговаривал его кто-то на улице. Проезду ведь нету!
Для генерала проезды завсегда есть! басом отвечал он. Я полечу там, где вам ходу нет!
Он свистнул, и к крыльцу подкатила тройка. Мальчишка слез с козел и передал вожжи «генералу».
Отчаянный! Пожалуй, и впрямь проедет, горами: там снегу мало, говорили кругом. Только ведь и кувырнуться тоже возможно!
И мы поскакали.
Это была какая-то сумасшедшая езда. Лошади у «генерала» были, действительно, какой-то дьявольской породы. Несмотря на глубокий снег, они продирались вперед с какой-то непостижимой отчаянностью. Потом мы выехали на пригорок, где было жестко и гладко, и они понеслись стрелой. Меня подкидывало во все стороны, и я еле удерживался, чтобы не вывалиться. Иногда сани раскатывались в сторону и стремительно неслись под уклон, и мне казалось, что мы летим в пропасть. Но они врезывались в снежный сугроб и останавливались, а затем опять начиналось бешеное продирание по снегу и отчаянная скачка. Одно время мы ехали по лесу, где было совсем мало снега, и тут скачка приняла уже совершенно фантастический характер: навстречу нам неслись высокие стволы и длинные ветки, звон колокольчика и крики ямщика гулко раздавались в пустынном безлюдье леса, и мне невольно вспоминалась фантастическая картина Штука «Die wilde Jagd» .
«Генерал» все время орал на всякие лады, кричал, что он черт, и ему никакие законы не писаны, что он ничего не боится. Он, действительно, гнал по каким-то совсем несуразным местам, где на каждом шагу было можно сломать шею. Но меня это не беспокоило нисколько. Нужно сказать, что, вообще, едва я выехал со станции, как всю мою тоску, все тревоги как рукой сняло. Я даже не боялся опоздать.
Стало светать, когда мы благополучно подъехали к заводу: «генерал» дал роздых лошадям, и они легкой рысцой спускались под гору в котловину, где раскинулось селение. Сам он тоже попритих и, по-видимому, протрезвился.
По дороге полсотни верст будет, промолвил он, обращаясь ко мне уже обыкновенным голосом, а я прямо по горам дую, и всего тридцать получается. Вперед ладно все под гору приходится, а уж назад так не поскачешь. Другие боятся, а я нет! Когда я пьян, я все могу!
Дом, в котором жили Алтуховские, стоял у лесной опушки в полуверсте от селения. Мы подлетели лихо к воротам, «генерал» соскочил с козел и стал стучаться.
Гости приехали! орал он своим диким басом. Следователь приехал! Отворяй!
Но никто не отзывался, и в доме было мертво и безмолвно. Сердце у меня опять сжалось тоской.
Так и есть! подумал я. Так и должно было быть!
Эка, спят-то! проворчал ямщик. Отворяй!! Следователь судебный приехал!..
Если бы я в ту пору был в нормальном состоянии, меня нисколько бы не удивило, что мне так долго не отпирают, и я спокойно барабанил бы целый час в ворота, ибо всякий знает, как трудно иной раз пробраться на заре в жилое помещение. Но в этот раз я был взволнован, я был убежден, что в доме Алтуховских неладно, и поэтому, не думая долго, велел ямщику ехать в полицию.
Тот удивился, но поехал.
Через какие-нибудь двадцать минут мы снова подъехали к дому уже
в сопровождении сельской стражи и станового; последний сообщил дорогой мне, что сам Алтуховский накануне выехал экстренно в соседний завод к своему больному брату и что моя сестра осталась на ночь одна.
«Так и есть! так и есть!» думал я, и сердце у меня так и билось.
Когда мы подъехали к дому, то ворота оказались отворенными настежь, но никто нас не встретил, не вышел к нам из дома, и сенях, куда мы пошли через опять-таки отпертую дверь, лежала на полу какая-то девушка, не то убитая, не то в обмороке.
Становой ахал и ужасался, а я молча бежал по темным, еле освещенным зимней зарей комнатам довольно обширного дома. Наконец предо мной какая-то маленькая комнатка с кроватью, а на кровати неподвижно лежит женщина.
Боже мой! Вера!.. закричал я.
Нет, это была, как потом оказалось, нянька. Ее тоже не то придушили, не то ошарашили. А сестра была рядом в соседней комнате.
Она спала там с ребенком и была совершенно жива и здорова. Она даже ничего не знала, что делается в доме, и была крайне поражена, увидев меня в самом растерзанном и смятенном виде.