Это невозможно! ответил г-н Друкс и досадливо пока- качал головой.
Вполне возможно, перебил вертлявый человек. И, главное, оно сопряжено с новым видом рекламы.
Это еще невозможнее, опять сказал г-н Друкс и еще досадливее качнул головой.
Клянусь девизом: «Лови момент!» с жаром вскричал худой человек (в то время давно уже перестали говорить «клянусь честью», ибо слово «честь» стало пустым и почти всюду заменилось словом «лесть»).
Худой человек взял со стола г-на Друкса апельсин и ножичек, вмиг разделил на две части апельсин и, подавая его г-ну Друксу, сказал:
Вот.
Но я не догадываюсь, самым вежливым тоном и с сожалением ответил г-н Друкс.
Ах, так! с таким же сожалением и вежливостью сказал худой человек. Представьте себе земной шар. Р-раз! и вот вам две половины. Силы наших подземных мин, изготовляемых фабрикой Крукса, совершенно для этого достаточно.
Но я все еще не догадываюсь, вновь сказал г-н Друкс с еще большим сожалением и откинулся на спинку кресла.
Ах, так!
сказал худой человек и тоже с еще большим сожалением. Но тут очень просто. Лишь только из земного шара получится пара половинок, как потоки вашей чудодейственной пасты для склеивания разбитой посуды потекут в расщелину и вновь склеят половинки совершеннейшим образом. И это будет неслыханным торжеством вашего треста.
Г-н Друкс встал в большом волнении. Благородно коммерческие глаза его горели благодарностью и торжеством. Он молча вынул чековую книжку, написал в ней цифру в четыре миллиарда долларов и молча подал худому господину. Тот молча поклонился и, сказавши: «Время деньги», вышел.
На другой день было приступлено к работам.
Словно бы маловато.
Ну, еще воткнем: «политике».
Неудобно, уж есть «национально».
Друг мой, не смотри на качество. Умный все равно не купит, а дурак все равно не поймет. Ну-с, дальше: «журнал печатается на дивной веленевой бумаге».
Гм!.. Так-то, так, только вот оберточная-то мало похожа на веленевую.
Наплевать, нам не год издавать: выпустим номерка четыре, да и пошабашим. Ну, а дальше, разумеется, насчет приложений: мы не так, как иные издатели, старающиеся заманить публику приложениями и в то же время дающие ей по книжечке к номеру. Мы выдадим сразу все книги приложений, да и не какого-нибудь там мизера наших измельчавших времен, а гениальнейшего романиста Прокрустова. Ведь у тебя где-то валялся он?
Валялся-то валялся, да, кажется, только первый, четвертый да шестой том, да еще часть восьмого.
Ну, четырем подписчикам и всучим. Ну-с, дальше цена. Вот и все. Так я сейчас в контору газеты.
Федя направился в переднюю, но вернулся.
Тьфу, совсем позабыл было, что Прокрустов-то в изящных, тисненых золотом переплетах.
Ну, уж это как-то, сконфузился Миша. Обложки- то мыши изъели.
Ничего. Дураков стричь сам Бог велел.
Федя приписал, опять вышел, но снова вернулся.
Да. Вот еще, кстати: все подписчики нашего журнала получат в премию мозолин. В наше бойкое время он всем нужен. Прощай пока, мой ангел.
Федя щелкнул каблуками и выпорхнул с легкостью и очаровательностью балерины.
К КАК Я БЫЛ ЛИЛИПУТОМ
Какого, в самом деле, черта валяюсь я на этом паршивом столе, весь уставленный тарелками, пустыми бутылками, опрокинутыми бокалами?..
Я делаю небольшое усилие и вдруг я соскальзываю со стола и лечу вниз Лечу со страшной быстротой куда-то, глубоко-глубоко, без конца, и сам я такой легонький, такой маленький, как песчинка.
Сколько времени продолжался мой полет, я не знаю.
У меня сперло дыхание В висках сильно стучало.
Наконец, я упал. Упал в груду какой-то мягкой материи Мне стоило громадных усилий выбраться из ее складок. Но вот я кое-как просунул свою голову на воздух и О, я никогда в жизни не забуду этого страшного мгновения!.. Я вмиг почувствовал, что я превратился в какую-то маленькую, ничтожную мошкару, запутавшуюся в морщинке разостланного на полу ковра, показавшегося мне таким необъятно-большим. Каким образом совершилось со мной такое странное превращение, я не понимал, но мне было ясно, что нет в природе лилипута, который не оказался бы в сравнении со мной великаном.
Я добрел кое-как до угла, где стояла тросточка, принадлежавшая, вероятно, одному из здешних лоботрясов. Эта палка помогла мне измерить себя Увы! она торчала предо мной, как Эйфелева башня. Один ее металлический наконечник был раз в десять больше меня
По правде говоря, это меня огорчило Ну, положим, все человечество, все люди не больше, как муравьи, облепившие со всех сторон земную кору Но почему же среди этих муравьев я должен быть на положении какой-то наимизернейшей твари, на которую свысока может смотреть всякая мерзость?..
Все окружающие предметы приняли в моих глазах совершенно новый вид. Самые обыкновенные вещи превратились в гигантов.
Единственное преимущество, какое было у меня в моем новом положении, это
то, что и мог свободно проникать всюду, куда мне только было угодно.
Я присел отдохнуть в тени фарфоровой чашки, стоявшей на полу, и отсюда я созерцал массу пар огромных человеческих ног, передвигавшихся во всех направлениях. Это было очень забавное зрелище: человеческие оконечности, одетые в брюки, развевавшиеся во все стороны, с треском одна за другой упадали на землю, производя страшный шум.