Один из нубийцев, Несиб, встал и отошел в сторону. Мы видели, как он исчез в кустарнике.
Мы не слышали ни шума борьбы, ни тревожного крика, словом, ничего, что могло бы вызвать тревогу, но минуты шли, а Несиб не возвращался.
Я сидел рядом с Абу-Гуруном; его тоскливый взгляд встретился с моим. Под усами, выцветшими от табака, губы его задрожали, как будто он хотел что-то сказать, но ни одного слова не вылетело из его горла и он, согнувшись вдвое, опустился среди носильщиков и уткнул нос в колени.
Луна скользнула по нубийцу, опускаясь за вершины; я велел зажечь факелы, и черные рассыпались по окрестности, чтобы набрать топливо.
Когда они вернулись, нагруженные сучьями, Абу-Гурун поднял бледное лицо и пересчитал их: двоих не хватало.
Острое беспокойство овладело мной.
Вставайте же, крикнул я, надо обыскать окрестности. Несиб и чернокожие, несомненно, заблудились. Мы найдем их в чаще!
Я вскочил на ноги, не зная, что предпринять, проникнутый уже смутным предчувствием,
пронизавшим все мое существо.
Зачем бежать навстречу смерти? спросил тихо Абу-Гурун; он съежился, опустил бороду на руки и всем своим видом выражал полное убеждение в бесцельности всяких мероприятий.
Как все мусульмане, он быстро склонялся перед судьбой: «Так предопределено!». Тем не менее, он быстро поднялся и последовал за нами, стараясь соразмерить свой неровный шаг с моим. Позади меня под его ногами шуршали сухие листья. Я скоро освоился с этим шумом, сопровождавшим каждый мой шаг.
Судите же о моем ужасе, когда я перестал его слышать!
Ты здесь? спросил я, оборачиваясь и упорно вглядываясь в темноту.
Я снова заговорил с возраставшей тревогой:
Абу-Гурун, отвечай, где ты?
Я возвысил голос; прибежали черные в сопровождении последнего нубийца. Их призывы присоединились к моим; но мы уже знали, что они были напрасны.
Началась паника. Тесной группой, прижавшись локтями друг к другу, вернулись мы на стоянку.
Рассвет застал нас у костров застывшими от лихорадки и бессонницы.
Я думаю, сказал мне Серур, что ты откажешься идти дальше. Что касается нас, то мы все твердо решили бежать от предательской смерти, которая похищает нас здесь без всякого предупреждения.
Что мог я ответить? Мы остались без руководителя. Лучше было подчиниться обстоятельствам и возобновить попытку позже, при более благоприятных условиях. Я дал сигнал к возвращению.
Но многих из нас пугала мысль о необходимости пробираться через заросли, где наши несчастные товарищи исчезли таким необъяснимым образом. Я предчувствовал момент, когда наш упавший духом отряд распадется.
Остановимся здесь, вскричал Серур, зачем напрасно истощать силы!
Он заставил вернуться к отряду некоторых окончательно обезумевших от страха чернокожих. Усы его грозно топорщились. Он покрутил их резким жестом, после чего схватил за волосы одного из чернокожих и повернул его на пятках.
Дурак! Что делают буйволы, когда им угрожают львы?
Чернокожий поднял на него свои тупые глаза.
Когда буйволы, начал Серур, чувствуют за собой погоню львов, они собираются вместе, а не разделяются. Наиболее сильные образуют цепь и окружают слабых. Выставив вперед рога, опираясь на передние ноги, они останавливаются неподвижно, чтобы грудью встретить врага. И не было случая, чтобы львы прорвали цепь. Но пусть только хоть один из буйволов отделится, и лев тотчас же вспрыгнет ему на спину и задушит его.
Резким ударом кулака по затылку Серур выбросил чернокожего из группы.
Убирайся один, глупец!
Негр вернулся, опустив голову.
Накануне я заметил, что плоскогорье имело с левой стороны выход. Воды проложили крутую тропинку, которая ползла вдоль уступов, потом внезапно падала вниз, как бы увлеченная в пропасть. Я предложил эту дорогу, и мое предложение было принято без возражений.
Я шел во главе отряда, Серур замыкал шествие. Открытая местность не была удобна для засады, и мы вышли к долине, не испытав ни малейшего злоключения.
Здесь пенистой лентой протекала река. Красивые ласточки с пепельной спинкой пролетали над водой, задевая ее клювом и концами своих крыльев.
Этот очаровательный вид, казалось, был создан нарочно для того, чтобы успокоить кашу тревогу. Но вечером тени становятся непроницаемее и мы ясно поняли, какие западни он нам расставил. Особенно удобными для засады были прибрежные кусты: шаг замедлился, в то время как глаза зорко всматривались в темноту, где малейший шорох казался подозрительным.
Серур бормотал молитвы; черные усиленно целовали свои амулеты. Какую подозрительность, доходящую до бреда, порождает страх! Можно подумать, что какой-то насмешливый бог издевается над вами. Ствол дерева, оторвавшийся камень, шелестящий лист, всех этих ничтожных средств ему совершенно достаточно, чтобы привести в трепет сердца даже наименее трусливых. И в ту минуту, когда вы начинаете смеяться над страхами, посеянными им на вашем пути, его рука снова опускается и хватает вас за горло.
Мы шли, уже несколько освоившись с ночными страхами, как вдруг Серур, замыкавший цепь, исчез на одном из поворотов дороги.
Раздался хриплый крик захрустел песок сомкнулись кусты впрочем, во всем этом я отдавал себе смутный отчет. Я остановился на середине тропинки, не будучи в состоянии произнести ни слова; вдруг окутавшую нас темноту прорезал второй крик, но уже гораздо слабее и отдаленнее. Это был такой душераздирающий крик отчаяния и тоски, что сердце во мне защемило, словно тисками. Обезумевшие черные бросили на землю свои тюки и, как испуганные птицы, шарахнулись во все стороны.