Шире раскрылся беззубый старухин рот и с громким воем, с неожиданной для этого слабого тела силой, понесся призыв о помощи. Привидение отпрянуло, словно само испугалось. Потом бросилось вперед, повалило на подушку старуху, впилось когтистыми пальцами в дряблую шею.
Свистящий хрип раздался в спальне. Кот спрыгнул на пол и тревожно ходил у ног привидения. Вспыхнула ярче лампадка, блеснул серебряный венчик, кроткий лик иконы исказился пробежавшей тенью
Ваня, Ваня, скорей!
В дверях стояла полная, грудастая кухарка. Как-то нелепо взмахивала обнаженными руками. Полусмятая сорочка открывала толстые, обрубками, ноги почти до колен. Волосы растрепаны. Глаза вертящимися колесами. Раздуты смешные, глупые ноздри. На шее выступил клубок ужаса.
Ваня, Ваня, скорей!
Из темноты вынырнул здоровый крепкий мужчина в одном белье. Длинные усы, бритый подбородок, привычно суровое лицо солдата.
Не струсил. Раз, два! бросился на привидение.
Схватил его поперек тела, да как шваркнет об угол стола. Лежит на полу, стонет привидение.
По-собачьи воет генеральша Беженцева. Бестолково мечется полуголая кухарка. Цыкает на нее солдат.
Телефон где, дура? Звони в участок!
«Для раскрытия преступления прежде всего необходимо выяснить его мотивы. Генеральша
Беженцева богатая старуха. Она занимает одна огромную квартиру, в которой живет после смерти мужа уже восьмой год. У нее превосходная обстановка, масса дорогих, художественных вещей. Она дома держит немало драгоценностей, но наличных денег у нее всегда было немного. Резала купоны от процентных бумаг, меняла их и вновь клала в банк на текущий счет. Скупая, копила и копила, неизвестно для чего и для кого. Держала двух прислуг: старуху чуть не семидесяти лет, которая так и не проснулась, вследствие глухоты, в момент преступления, и молодую кухарку Малашу, любовник которой, конногвардеец Иван Васюков, и спас Беженцеву от смерти. Теперь переходим к Петрову. Он живет на той же лестнице, занимает квартиру всего в четыре комнаты. Жена, пятеро детей, из которых старший сын студент, потом дочь гимназистка, мальчик-гимназист, девочка с параличом ног и двухлетний ребенок. Держат кухарку, горничную и няню. Петров служит в департаменте неокладных сборов. Жалованья получает около четырех тысяч. По службе аттестован превосходно, ожидалось повышение. Два месяца тому назад жена его получила наследство в десять тысяч рублей. Самое подробное расследование не дает никаких данных предполагать, чтобы Петров имел какие-нибудь увлечения на стороне. Да он уже человек пожилой, болезненный. В карты не играет, не пьет. По всем отзывам, хороший семьянин, любящий муж и отец, трудолюбивый чиновник. Как же объяснить его преступление? На все вопросы он резко отвечает: Судите сами, как хотите, говорить я не буду. Вот уже третий месяц, как он сидит в доме предварительного заключения. Предполагалось внезапное помешательство с навязчивой идеей, но эксперты в один голос решили, что Петров человек совершенно нормальный. Положительно, не знаю, что делать. Никаких нитей, никаких сколько-нибудь вероятных предположений».
Следователь ерошил волосы и беспокойно ходил взад и вперед по комнате.
«Вот и вчера допрашивал Петрова. Молчит, как пень. Лицо серое, унылое, каменное. Типичный представитель петербургской бюрократии. Холоден, строг, исполнителен. Как-то даже неловко его допрашивать. А ведь какую штуку выкинул! Оделся в саван, напялил маску мертвеца, до смерти перепугал старуху, да еще душить ее бросился. Каким-то образом добыл французский ключ от входной двери. Явно: преступление с заранее обдуманным намерением. Неужели с целью грабежа? Просто голова ходит кругом. Ведь это черт в ступе, сапоги всмятку. И приговор ему грозит очень серьезный.
Беженцева не нынче-завтра умрет. Врачи объясняют нервным потрясением. Пробовал допрашивать жену Петрова, детей, прислугу, швейцара, дворника. Все в ужасе, все в недоумении. Петров живет в одном и том же доме уже пять лет. Все его кругом хорошо знают, все хвалят. Просто верить не хотят, что он был способен на убийство».
В прихожей раздался звонок. Прислуга ввела курьера с рассыльной книгой. Следователь расписался, вскрыл пакет и невольно ахнул.
«Числящийся за вами арестант, статский советник Федор Иванович Петров, прошлой ночью лишил себя в камере жизни посредством задушения веревкой, свитой из полос разорванной сорочки. На столе была обнаружена посмертная записка, которую при сем честь имею препроводить»
прибавлялось и семейство. Теснота получилась ужасная, а с рождением последнего ребенка так прямо и жить стало невозможно. Верите ли, господин следователь я все-таки не так еще стар, и жена у меня в полном здоровье и требует жизни. Но мы совершенно вынуждены были забыть о том, что мы супруги, ибо людно у нас в квартире до чрезвычайности, и нет никакой возможности найти уединенный приют и отдохновение. Много раз затевали мы с женою разговоры о переезде, о новой, более поместительной квартире, но очень привыкли к дому и трудно было выехать. Когда же жена получила наследство, стала меня еще сильнее упрекать. Начался у нас здесь разлад семейственный. Заметил я даже как бы охлаждение со стороны супруги, женщины еще не старой и жизнерадостной. Даже как будто и на сторону стала заглядываться моя жена. И все это единственно из-за тесноты квартирной. Нанимай и нанимай другую квартиру, а из дома выехать нельзя, то есть оно и возможно, но очень мы привыкли. Стал говорить тут старший дворник: Генеральша Беженцева на ладан дышит, вот помрет ее квартиру и займите. Шутка шуткой, а мысль эта у нас гвоздем засела. Дали мы на чай прислуге, да в отсутствие генеральши квартиру ее осмотрели. Жене страшно понравилась, и все она по комнатам мысленно распределила. Только и разговора, что о большой квартире. Жена меня целует, об отдельной супружеской спальне нашептывает. Вот ждем-ждем, когда же генеральша Беженцева помрет? А как старуха все жила, то жена меня опять возненавидела. Ты мужчина ты обязан.