всем торговца живым товаром.
А в подвале Мубарека ждут. Еще с вечера Василько подполз к дружиннику, которого сочли за княжича, и сказал тихо:
А что если я отзовусь княжичем?
Да ты в своем уме?! Неделя не пройдет, обман откроют голову снесут.
Авось не снесут. Пока выкупная грамотка туда-сюда ходит убегу. Я чаю, княжича в подвале держать не станут.
Куда убежишь? Словят запросто в тот же день.
Ужо знаю, куда бежать. Василько приник к уху дружинника и зашептал: Пусти слух, что я княжий сын, а ежели сбегу постараюсь и вам как ни то помочь. Слово даю. Я уже все обдумал подробно.
Твое дело. Мне сказать, что ты княжич, недолго.
К утру все пленники знали нашелся человек, который решился рискнуть головой, чтобы потом прийти на выручку. Появилась хоть слабенькая надежда на спасение...
Спустившись вниз, Мубарек подбежал к русоголовому пленнику и толкнул его ногой. Тот поднял голову.
Искажи, грязный свинья, кто ты? сквозь зубы спросил татарин.
Дружинник я.
Твой батька коназ? Мубарек поднял нагайку.
Не тронь человека, Василько поднялся. Я княжич. Татарин опустил руку, сунул кинжал за пояс. Долго глядел на
пленника, размышляя, затем схватил его за вьющуюся темную прядь волос, закричал:
Врошь, свиня! Син коназа белый голова, а твоя?
Под шапкой погляди, сказал пленник с усмешкой во взгляде. Мубарек черенком нагайки столкнул с головы шапочку, под ней светлое пятно русых волос.
Зачем сразу не сказал?
Отец-князь ныне бедняком стал. Простого ясырника ему выкупить было бы легче.
5 Арк. Крунняков 65
Ничаво. Батька для сын найдет любой выкуп. Читать, писать знаешь?
Знамо дело, могу. Чай, княжий сын.
Будешь писать домой. Коназ-батька выкуп проси. Давай* Пленник молча кивнул на закованные в кандалы руки. Татарин
подал знак стражникам, и те сняли с Сокола цепи.
Сидеть неудобно. Василько, умытый, посвежевший, в поношенном кафтане с чужого плеча, склонился над низким столиком. Русая прядь волос то и дело спадает на лоб, мешает писать.
Изредка пленник поднимает голову, думает. Потом легко гонит строку по желтоватому листу бумаги.
Довольный Мубарек ходит около Василька и, поглаживая жидкую бороденку, говорит:
Напиши коназ-батьке, пусть мало-мало торопится. Через двадцать и еще раз двадцать дней тебя повезу в Op-Капу. Пусть коназ посылает туда три батмана золота, и я отдам ему сына. Если не пошлет тебе секим башка. Так написал ли?
Сокол кивнул головой. Мубарек забрал письмо, свернул его в трубку и сказал:
Завтра мой человек повезет бумагу твоему отцу. Ты хорошо расскажешь, как ехать. Потом мы удем мало-мало ждать. Я тебе ашать буду много давать ты будешь, как молодой конь.
* * *
С тех пор прошла седьмица.
Как сказал Мубарек, так и сделал. Стали Сокола кормить справно, содержали отдельно от других пленников, охраняли кое- как. Знали татары, что не убежать ему с этой земли, да и какой смысл в побеге все равно скоро выкуп. Даже кандалы сняли.
А Василько только и мечтал о свободе. С этой мыслью и княжичем назвался. Думал перехитрить злодеев и убежать не в сторону Сивашей, куда непременно пошлют погоню, а совсем в другой край в Сурож, к русским купцам, благо до Сурожа от Хатырши всего полсотни верст.
В одну из темных ночей вырвался он на волю и, верно, обхитрил охрану. Может, и дошел бы парень до Сурожа, да пришла Соколу мысль друзей своих из подвала вызволить. Переждал он день в горах, а ночью подобрался к Хатырше, да только с первых же шаговнеудача. Почуяли чужого сторожевые псы, подняли лай на всю Хагыршу, и не успел Василько повернуться, бросились на него всей сворой. А туг и сторожа рядом. Связали, да и снова на глаза Мубареку. А тот свиреп, как волк. Вернулся из Op-Капу посланец,
привез плохую весть. Караванчи, у которого куплены невольники, перехватил гонца и велел просить прощения у Мубарека за ошибку. Узнал караванчи, что он обманут и настоящий сын князя убит в сече, а тот, кого они приняли за княжича, простой дружинник.
Василька избили за побег до потери сознания и снова бросили в подвал. Очнулся он только на второй день.
Гляжу я на тебя глупец ты, сказал ему Ивашка. Уж коли назвался груздем лезь в кузов. Ждал бы себе выкупа до морковкина заговенья, корчил
бы из себя княжича.
А потом?
Потом было б ВИДНО.
Не могу я, Ивашка, в неволе быть, пойми ты.
В подвале тебе вольнее? Ведь на что решился! Убить могли запросто.
Не обо мне речь. Вас спасти не удалось жалко.
Ивашка долго смотрел на Сокола, потом сказал:
Душа в тебе, парень, большая. Ума, правда, маловато, но это дело наживное. Полюбился ты мне, словно брат родной. Говорят, завтра нас продавать поведут. Хорошо бы в одни руки попасть,
Дай бог. Вдвоем и убежать легче.
Глава четвертая
Ф Р Я Г И
Консул Кафы... Не может сметь брать подарки ни от кого, даже от царей, в крайности же принимать только съедобное и питье, которое в состоянии употребить умеренно в течение суток.