Вячеслав метнул на шляхтича презрительный взгляд и ничего не ответил.
Много раз Василько слышал подобные разговоры. Недаром, мол, до семнадцати лет держал его при дворе Данила Соколецкий, относился к нему ласково, грамоте и ратному делу учил наравне с княжичем Вячеславом.
Василько однажды осмелился спросить об этом мать. «Злым языкам, сынку, не верь, ответила она. Спроси стариков они помнят Ивашку Сокола. Не турбуйся, сынку, твой отец был хороший человек. Он умер за князя, потому и заботится о тебе Соколецкий».
С тех пор на досужие разговоры Василько не обращал внимания. Но сейчас, когда княжич смолчал, что-то кольнуло в сердце.
Медленно движутся по степи всадники. Далеко отъехали они от родного дома. Кони заметно притомились, и обратная дорога кажется вдвое длиннее.
Ночевать остановились в степи, у невысокого кургана. Квстров не разводили, шатров не раскидывали. Холопы наносили сухой травы, а лошадей стреножили и отпустили на приволье. Открыли переметные сумы, поужинали. Беглому еды не дали.
Перед отходом ко сну шляхтич сказал:
Ты, пан Вячеслав, думай, что хочешь, а я на ночь разбойника приказал связать. Иначе убежит, ися крез. Спокойно буду спать. Выставив дозор, всадники уснули.
Ночь степная, тихая. Кони разбрелись вокруг кургана и едят сочную траву. Конники спят, дозорные дремлют, только Соколу не до сна. Думы одолевают. Не передумать их, не перебрать.
Вдруг из тьмы бесшумно скользнул человеческий силуэт. Княжич подошел к связанному беглецу и присел рядом.
Ты чего не спишь?
Думаю, княжич, ответил Василько. А ты сам?
И я думаю.
У тебя что за думы. Не ты лежишь, веревками опутанный, не тебя ждет правеж на княжеском дворе. Неволя и гнет тебе неведомы. Иди, спи спокойно.
Какой уж тут покой. Слышал, что говорил шляхтич? Есть над чем поразмыслить. Отец мой, видать, у Чапель-Чернецкого во власти денежной пребывает крепко. Сколь ни старается с людей своих собрать, все идет на долги. Мужикам терпежу не стало, и оттого текут людишки в Дикое поле. И ты вот тоже... Жадность шляхтичей велика, хапают, что попало, а доведись против татар биться, за нашу же спину спрячутся. Доколе так будет и к чему это приведет? Скоро мне самому княжить придется отец стар. Неужели под пятой пана Августа жить? Выход ищу, а его, видно, нету.
Ты у простого люда спроси.
Ах, что они скажут...
Скажут. Давно в народе дума одна зреет. Вынашивают ее простые люди много лет. Дума о Москве. Для украинских земель в союзе с Москвой спасенье. Шляхтичи верой нашей гнушаются, а с московитами по вере и крови мы братья. Москва сейчас под крепкою рукой, рать имеет отменную и против набегов разбойничьих стоит прочно. А наши земли лежат перед татарами беззащитные, шляхтичи, знаешь сам, более прячутся за крепостями вроде нашей.
А народ знает, что князь московский Иван данник Золотой Орды? Неужто и нам в данники татарские вставать?недовольно произнес княжич.
Ежели с московитами заодно встанем, так, может, не мы татар, а они нас боялись бы.
Помолчали.
Так ты говоришь, к Москве люди клонятся? задумчиво спросил княжич.
Только о том и думают, да сказать вслух боятся. Паны за такие речи не помилуют.
Не помилуют,согласился княжич. Будем на бога нашего надеяться.
Опять возникла пауза. Слышно было, как сонно вздыхают, переступая с ноги на ногу, лошади.
С тех пор, как спознались мы с Чапелем, отца словно подменили,тихо заговорил княжич. К людям своим стал жесток; а со шляхтичами мягче воску. О гордости вспоминает только перед слугами своими. Мыслимо ли дело огнишанина своего, который дружину в бой водил, послать под батоги. Скажи, куда бежать собрался?
Известно кудав Москву. В рать великого князя Ивана поступлю...
Так вот и провожай караван Чурилова. Доедешь а там и сбежишь на все четыре стороны.
Не могу я тебе всего сказать, княжич. И у холопа свои сердечные тайны имеются...
Ну-ну... Только боюсь пропадешь ты один в степи.
Василько подвинулся ближе к княжичу, зашептал почти в самое ухо:
Отпусти меня, княжич, богом прошу, отпусти.
Вячеслав, будто вспомнив о чем-то, встал, шепнул в темноту. Через минуту вернулся, осторожно положил рядом с Соколом седло, развязал ему руки.
Я пойду к дозорному, заговорю его, а ты бери любого коня и скачи. Если бы знал, что это ты утек, и погони не было бы... Ну, с богом.
Не поминай лихом, княжич, прошептал Василько.
И снова тишина окутала степь. Только где-то далеко мягко процокали копыта то скакал по Дикому полю второй раз вырвавшийся на волю всадник.
Укутанный в просторную шубу, сидит князь с раннего утра около узкого окна в Глебовой башне. Прислонясь к косяку бойницы, неотрывно смотрит в степь.
Пошел четвертый день, пора бы вернуться погоне, а ее все нет и нет. Знает князь нелегко словить в огромной степи беглеца. Однако четверо суток немалый срок.
В ожидании не раз приходили к князю мысли о Васильке.
Молодой Соколеныш вырос своенравным, неразговорчивым, диковатым. Однако служил князю дружинник честно, не по годам *был мудр в делах ратных, и пришла пора поставил Данила парня старшим дружинником.