Высокочтимая?!
А. Это ты.
Вам плохо, высокочтимая?
Да уж не хорошо.
Я могу вам чем-то помочь?
Райвеза как будто закашлялась. Мийол не сразу осознал, что это смех; говоря прямо, когда она не расчётливо хихикала, а веселилась искренне, это выглядело как приступ какой-то жуткой, а то и вовсе смертельной болезни.
Притом быстро стало понятно, почему. Искренность взяла с одряхлевшего, искалеченного тела жестокую цену. Её смех перешёл в тяжёлый, выворачивающий нутро кашель. Без того перекособоченная фигура скорчилась как бы не втрое против прежнего, жалко трясущаяся рука вцепилась в подлокотник. Лицо порозовело неприятно и болезненно пятнами.
«Почему она так похожа на старика? До неуютного похожа. Тот перед смертью тоже»
Высокочтимая
Стой! выхрипела старуха, под неудобным углом согнув шею и обжигая взглядом.
Её водянистые, выцветшие до светлой серости глаза слезились от боли, белки порозовели от неестественно вздутых капилляров, зрачки пульсировали, то сокращаясь, то расширяясь но приказ приморозил ноги Мийола к бугристой брусчатке ещё до того, как он толком осознал его.
Жить надоело, балбесина-орясина? кое-как продышавшись, выдавила она хриплым шёпотом. Отойди ещё на шаг. Нет, на два!
Охранные контуры?
Они самые. Ха-а ха-а Всё же понимаешь, так куда лезешь, уфар псыш?! Или ты себя целителем вообразил?
Более основательно продышавшись, Райвеза осторожно распрямилась. Почти так, как до приступа. Смерила Мийола взглядом:
Скажи-ка мне Охотник ты убивал людей? До сегодняшнего дня?
Да.
Как много?
Если своей рукой и призывами, то восьмерых. Мастер Катур стал девятым.
А если не рукой и не призывами?
Тогда десятки. Или даже сотня с небольшим. Недавно Шак накрыла боевой алхимией эй-шлюп с пиратами. Убивала она, но командовал я.
Понятно. Должно быть, и потеря близких тебе знакома?
Да.
Под требовательным взглядом Мийол без особой охоты добавил:
Мой второй учитель умер. Прямо у меня на руках. И своего сводного старшего брата я потерял.
А родители? Дедушки-бабушки?
Я сирота. Рос у приёмного отца.
Взгляд Райвезы снова устремился в неопределённую даль. Но
Скорее во времени, чем в пространстве.
А я клановая. И мне трудно представить себя совершенно одной. Война она сожрала с потрохами моих детей. Сожрала внуков. Правнуков. Праправнуков. Дядьёв и тёток, племянников и племянниц не до седьмого колена, даже не до двенадцатого и всё же не всех. Но многих. Очень многих, слишком ох, слишком! Я помню времена, когда Думартрен было под тысячу. И помню куда яснее, чем вчерашнее. Но даже сейчас нас десятки. Много, много кто ещё есть кого можно потерять.
Старуха не смотрела на Мийола но он всё равно отвёл взгляд. И сглотнул.
Её хриплый шёпот забирался под кожу, вползал в грудь, словно какая-то скользкая отрава. Царапал. Сдавливал. Ранил.
дюжину лет назад в одном из пыльных углов общей библиотеки клана я наткнулась на кипу рваных листов. Рваных и мятых. На них словно пытались выместить злобу. Я бы и внимания не обратила, хотя очень странно, что в библиотеке хранится такой мусор но на одном из листов прочла: «Целью и оправданием войны является мир, который был бы лучше, чем мир до войны пусть даже для одной из сторон. Но ещё лучше, если для обеих: тогда жажда реванша не разожжёт кровавое пламя сызнова». Эта фраза засела у меня в голове. Не давала покоя. Цель? Мир? Об этом у нас давно никто не помнил. И я тоже не помнила, пока не ткнули правдой в глаза.
Чужие веки смыкаются. Но шёпот он клокочет, хрипит и длится:
Я вернулась в тот пыльный угол. Собрала листы, разгладила, кое-как упорядочила. Прочла. И поняла, почему это рвали. А ещё удивилась, что не сожгли. Там, в обрывках, нашлось кое-что пострашнее напоминания о целях кровопролития. Например: «Сражений лучше избегать, ибо даже выигранный бой возьмёт с победителя плату. Если имеется возможность достичь цели без сражения, надо воспользоваться ею». Но тут же: «Идеальные победы не приносят славы. В далёком от идеала мире бескровных побед не любят ни правители, ни полководцы, ни бойцы. Не любят и не стремятся к ним. Величие же меряют высотой горы из трупов». И как вершина, как зазубренный крюк в черепе как приговор: «Любая война мучительна. Чем длительней война и чем неопределённей её итоги, тем больше мучений приносит она. Потому, не имея возможности быстро выиграть войну, следует как можно быстрее
проиграть её».
Вздох.
Я долго думала над этими словами. И чем дольше думала, тем яснее понимала: всё это верно, до буквы. Десятки лет стычек, вражды, мести, злобы замкнутый круг крови, пролитой в отместку за кровь, пролитую из-за кровопролития если бы в самом начале кому-то хватило ума победить! Если бы кому-то хватило решимости хотя бы проиграть но никто не хотел сдаваться. Никто. Всем им хотелось взобраться на гору повыше. На гору из своих и чужих родичей: отцов и матерей, сестёр и братьев. Так долго так глупо. Бессмысленно
Новый вздох и взгляд в лицо.
Знаешь, Охотник, я просто старая слабая женщина. Слишком старая, чтобы измениться. Слишком слабая, чтобы прощать. И когда у почти уничтоженных Стаглорен появился очередной шанс восстать я возложила решение на судьбу. Сегодня поутру я решила: если Лерейид смогут победить, значит, надо подождать, пока живучий фуск Реммиц наконец подохнет и дорезать оставшихся кровавых червей. Всех. До последнего младенца. Своей рукой, если потребуется. Разорвать круг хотя бы так. Ещё я решила: если в драке Лерейид с вами погибнут посторонние добью победителей, даже если победителями выйдут мои временные союзники. А если Катур с родичами проиграют, что в итоге и вышло решу, что делать, после разговора с выжившими.