ИЛИ В ПЕРЕНОСНОМ
ТОТ СЛУЧАЙ, КОГДА НИКАКОЙ РАЗНИЦЫ
НУ ЧТО, ГОТОВ
ПОЧТИ
ЕЩЕ МИНУТКУ, И БУДУ ГОТОВ
Всадники усиленных модификаций ничем себя не проявляли, не видя в нем реальной угрозы, пока он просто стоял в сугробе. И сам понемногу превращался в сугроб.
Чувствовал не то спиной, не то затылком присутствие позади себя медленно остывавшего куттера, и между лопаток нехорошо чесалось. Чему причиной был какой-то застарелый, глубинный дефект интеллектронной схемы аппарата, о котором Грин не догадывался, потому что означенный дефект ничем дурным себя не проявлял, он существовал изначально, доставляя исключительно самому куттеру то самое неудобство, что сейчас у Кратова отражалось в форме свербежа между лопаток.
ВЕРНУСЬ И ПОМОГУ
ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ
А ЕСЛИ БЫ И СЛЫШАЛ, ТО НЕ ПОЙМЕШЬ
НЕ ПОВЕРИШЬ ЧТО МОЖНО ВЕРНУТЬСЯ
ЭТО НИЧЕГО НЕ МЕНЯЕТ
МЫ ВСЕ ВЕРНЕМСЯ
ВЕРЬ
Картина снаружи Базы вполне сложилась, все было предельно ясно и со Всадниками, и с Охотниками, что затаились в своих норах в основании каждого металлического корпуса, как патроны в обойме. Даже не притаились они просто сидели там и ждали команды «фас», отдать которую мог лишь некто наделенный интеллектом и всей полнотой власти. Они видели Кратова, знали о нем, он был им безразличен до особого распоряжения, безобидный элемент ландшафта с парадоксальными наклонностями к перемене местоположения, каковые наклонности чем-то выдающимся его отнюдь не делали.
Подобное наплевательское отношение Кратова несколько даже задевало, что в обычном состоянии его натуре было вовсе не свойственно. Вероятно, завышенная самооценка была одним из побочных эффектов наведенной сверхразумности, этаким комическим свойством не по чину распухшего интеллекта, подспудно нуждавшегося в аудитории, респектах и аплодисментах. Всякая человеческая душа желает получать знаки одобрения своим поступкам со стороны, хотя в обычном состоянии это базисное тщеславие неплохо подавляется этическими надстройками, что загоняют даже самый незаурядный интеллект в границы социальной желательности. Но когда разум совсем уж выпирает из отведенных ему закутков, делается гипертрофированным, вслед за ним тащатся не самые лучшие людские качества. Возможно, метафора «злого гения» и «темного властелина» все ж таки имеет под собой рациональную основу.
Одно обнадеживало покуда Кратов способен был взирать на собственные умственные пертурбации со стороны и, что греха таить, с немалой иронией, у него оставался шанс вернуться к себе прежнему, всеми ценимому, многими уважаемому и кое-кем даже любимому, а не обратиться в монстра на черных крыльях.
Сказать по совести, никаким гением он стать не чаял, ни злым, ни добрым, а очень рассчитывал, когда все закончится сделаться самим собой. Было у него, в отличие от всеми отринутых и разнообразно проклятых темных властелинов, куда и к кому возвращаться.
Кратов сверился с часами: минуло пять минут, как он покинул кабину куттера и торчал
истуканом, исследуя местность, а заодно испытывая выдержку местных обитателей. Достаточно. Он узнал что хотел, окружающая среда для него информационно иссякла.
Настало время сделать ход в игре по чужим правилам.
Противнику не стоило надеяться, что он этими правилами по какой-то причине вдруг не овладеет.
2
Пока его, спеленатого сетями, будто муху в паутинном коконе, тащили по воздуху в направлении самого большого сооружения Базы, которое он мысленно обозначил как Пакгауз (оно и в действительности сходно было с грузовым терминалом самой архаичной архитектуры, такое же вытянутое, ребристое и уродливое), он не столько фиксировал изменения в окружающем пейзаже, сколько отмечал расположение эффекторов и, если доводилось, то и поведение. Для того ему не требовались базовые органы чувств, со всеми ориентировочными процедурами прекрасно справлялось гиперчувство, извлекавшее значимую информацию «из шума кошачьих шагов и рыбьего дыхания».
Волчьи силуэты Охотников белыми прорехами возникали на сером небесном фоне и вновь пропадали, зрелище было магнетизирующее, но, похоже, чертово гиперчувство захватило слишком много пространства в его сознании, не оставив места для эмоций.
Он вспомнил: так и было в прошлый раз, даже еще сильнее, потому что, начиная с определенного момента, он осознал себя единым целым с нейронными сетями «гиппогрифа», этакой мыслящей машиной, и ему было хорошо в этой ипостаси, настолько хорошо, что не хотелось возвращаться на человеческий уровень бытия. Сейчас все было иначе, он сохранял собственную личность во всей полноте и многообразии, хотя ментальные изменения ощутимо потеснили ее с обжитых мест. Он был подготовлен к переменам в восприятии, оценивал их инструментально, как средство достижения цели, ни граном более.
ВИЖУ СЛЫШУ ЧУВСТВУЮ
И ЕЩЕ ЧТО-ТО В ТОМ ЖЕ РОДЕ
НАВЕРНОЕ, ВЫЧИСЛЯЮ
КУТТЕР ПОЗАДИ МЕНЯ,
СО СВОИМИ НЕЗАЛЕЧЕННЫМИ БОЛЯЧКАМИ,
НАВЕРНОЕ, НЕ ПОНИМАЕТ,
ПОЧЕМУ ДО СИХ ПОР ЦЕЛ
Я ТОЖЕ НЕ ПОНИМАЮ
НЕЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЛОГИКА
ВООБЩЕ НИКАКОЙ ЛОГИКИ
МАШИНЫ ТАК СЕБЯ НЕ ВЕДУТ
ЛИШИТЬ ИНТРУДЕРА ШАНСОВ НА ОТСТУПЛЕНИЕ
ЧЕГО, КАЗАЛОСЬ БЫ, ПРОЩЕ
Я БЫ ТАК И ПОСТУПИЛ
ВСЯКИЙ БЫ ТАК ПОСТУПИЛ