Не нравится расстояние, разделяющее нас. Не нравится этот новый серьезный Флинт, не сыплющий шутками и не пытающийся меня поддразнить. И совсем уж не нравится, что с каждой минутой, которую мы проводим в этом коридоре, неловкость между нами только возрастает.
Мне не хватает друга, который жарил для меня маршмеллоу в библиотеке, который из ничего сотворил для меня цветок, который предложил, чтобы я проехалась вверх по лестнице, сидя у него на закорках.
Но тут я вспоминаю, что друг, делавший все это, на самом деле никогда не существовал, что все это время он думал о том, как бы прикончить меня, и мне становится еще хуже.
Флинт то и дело поднимает глаза от списка мистера Дэймасена и поглядывает на меня, но по-прежнему ничего не говорит. И от этого я только еще больше чувствую себя не в своей тарелке, молчание, висящее между нами, становится напряженным, как туго натянутый канат, по которому идет акробат. Чем дольше оно длится, тем тягостнее мне становится, и, когда Флинт наконец дочитывает список, я уже сама не своя.
И я знаю, что он чувствует то же самое, потому что сейчас передо мной стоит совсем не тот парень, который поддразнивал меня, когда я только вошла в класс. Его голос стал тише, манера держаться куда более неуверенной. Изменилась даже его осанка он кажется ниже ростом. Наконец он говорит:
В этом списке есть и туннели.
Эти слова повисают в воздухе между нами.
Я знаю.
Если хочешь, я могу сфотографировать их сам. Он прочищает горло, переминается с ноги на ногу и смотрит куда угодно, только не на меня. Ты можешь пофотографировать другие места из этого списка, а я тем временем быстренько сбегаю в туннели и пощелкаю там.
Я не могу делать фотки сама. Я потеряла свой телефон во всей этой Вместо того, чтобы произнести это вслух, я машу рукой, надеясь, что он понимает, что я имею в виду, во всей этой дурацкой истории с моим превращением в горгулью.
А, ну, да. Он прочищает горло наверное, уже в четвертый раз за минуту. Я хочу сказать, что могу спуститься в туннели и один, без тебя. А ты можешь подождать меня здесь, а потом мы сможем обойти остальной замок вдвоем.
Я качаю головой.
Я не стану заставлять тебя это делать.
Ты меня не заставляешь, Грейс. Я предложил это сам.
Да, конечно. Но я не просила тебя предлагать. Ведь оценку за это поставят не тебе, а мне.
Да, верно, но ведь это я вел себя как последний мудак, так что если теперь тебе влом идти со мной в эти чертовы туннели, то я тебя вполне понимаю.
Я вздрагиваю от его слов, несколько удивленная этой внезапной покаянной речью, но также немного разозленная тем, что его тон небрежен, как будто мое желание поберечься свидетельствует о том, что со мной что-то не так. Хотя
я и понимаю, что, по его мнению, у него не было выбора и что он, вероятно, не смог бы убить Лию, не развязав войны между драконами и вампирами в моих глазах это не оправдывает его.
Знаешь, что? Ты в самом деле вел себя как последний мудак. И даже хуже. Это у меня на руках остались шрамы от твоих когтей, так какого же черта ты напускаешь на себя оскорбленный вид? Это ты оказался паршивым другом, а вовсе не я.
Он хмурит брови.
Ты думаешь, я этого не знаю? Думаешь, все эти четыре месяца я каждый день не корил себя за то, как паскудно я с тобой поступил?
Честно говоря, мне неизвестно, что ты делал эти четыре месяца. Все это время я пробыла чертовой статуей, если ты вдруг забыл.
Он вдруг утрачивает весь свой пыл, и его плечи опускаются.
Я не забыл. И это жесть.
Да, жесть. Вся эта история сплошная жесть. Я думала, что ты мой друг. Думала, что
Я и был твоим другом. Я и сейчас твой друг, если ты позволишь мне им быть. Я знаю, я уже извинялся перед тобой, и знаю, что ничем не могу загладить свою вину, сколько бы наказаний Фостер ни наложил на меня. Но я клянусь тебе, Грейс, я никогда больше не сделаю такого. Клянусь, что я никогда больше не причиню тебе зла.
Не сами его слова убеждают меня дать ему еще один шанс, хотя они и убедительны. Все дело в том, как он это говорит так, будто наша дружба и впрямь много для него значит. Будто ему не хватает меня так же сильно, как и мне его.
И именно потому, что мне его и правда не хватает и я не хочу верить, что все те моменты, которые что-то значили для меня, ничего не значили для него, я делаю то, что может стать моей худшей ошибкой. Вместо того чтобы сказать ему убираться к черту, вместо того чтобы сказать, что поезд ушел и я больше не дам ему шанса, я говорю:
Надеюсь, что так оно и будет, потому что если ты опять выкинешь нечто подобное, то тебе не придется ломать голову над тем, как убить меня. Потому что обещаю: я доберусь до тебя первой.
Его лицо расплывается в умопомрачительной улыбке, которой я никогда не могла противостоять.
Лады. Если я опять попытаюсь тебя убить, то ты можешь попытаться убить меня.
Тогда речь пойдет отнюдь не о какой-то там попытке. Я устремляю на него притворно сердитый взгляд. А только о гибели. Твоей.
Он прикладывает руку к сердцу и изображает на лице ужас.
Знаешь что? Ты сказала это так убедительно, что я вижу ты говоришь всерьез. Однако его улыбка становится только шире.