Урлаб Людвиг Львович - Милый старый Петербург стр 36.

«Будильник» сатирический еженедельный журнал с карикатурами; издавался в Петербурге (18651871) и в Москве (18731917).

«Осколки» (18811916) петербургский юмористический еженедельный журнал с карикатурами.

«Сатирикон» (19081914) петербургский еженедельный сатирический журнал; с 1913 г. «Новый сатирикон».

В Ново-Александровском рынке «под магазинами, выходившими на Вознесенский проспект, были подвалы, в которых торговали известные петербургские букинисты. Никаких вывесок, даже окон на улицу не было, у входа в подвал лежала связка старых книг символ их товара. Покупатель спускался вниз по узкой каменной лесенке и там мог найти редчайшие издания по любым вопросам» (Засосов, Пызин. С. 107).

«Халат, халат! Халат, халат! заунывно, как муэдзин, кричал татарин с типичным монгольским лицом. На нем восточного покроя халат из полосатой ткани, летом простой, зимой на вате. Халат подпоясывался узким поясом. Под халатом цветная русская рубаха, на ногах русские сапоги. На голове войлочная валяная шляпа, похожая на нынешние стэтсоны (фетровый головной убор с широкими полями. А. К. ). Иногда, как бы для комизма, вместо шляпы обыкновенный прозаический котелок. За плечами вместительный холщовый мешок. Открывалась форточка, кричали: Эй, халат-халат, поди сюда! Халат подходил. Здравствуй, князь! приветствовали его. Почему-то к ним было принято такое обращение. Халат-халат, халатник скупщик старья и ненужных вещей. Хотите, можно продать старую калошу, хотите хоть всю обстановку квартиры. Мешок татарина казался необъятным. Бог его знает, что только в нем сможет уместиться. Татарин покупал вещь, отчаянно торгуясь. Он вставал, делал вид, что уходит, снова возвращался, клялся, что добавляет копейку себе в убыток, еще набавлял копейку, только для приятного знакомства и, окончательно сторговавшись, спрашивал: А нет ли еще чего продать? Нет? Продай вот эту лампу! Зачем она тебе? А вот продай. И опять начинался торг, который мог длиться хоть сутки. В результате довольной хозяйке казалось, что она выгодно продала несколько ненужных вещей за хорошую цену, а, конечно, на деле-то вся выгода доставалась ловкому торгашу» (Григорьев. С. 251). «В это разнообразие напевов и ритмов то и дело врывается угрюмое бурчание татар-старьевщиков: (Оболенский . С. 13). «Не пропускали ни одного дня, чтобы не посетить нашего двора, казанские татары, они занимались скупкою старых вещей от населения. Они ходили в длинных халатах, на голове носили тюбетейки. Придя на двор, они отрывисто кричали: Халат, халат» (Ключева. С. 206).

«Петербургский двор целый день был полон звуков: то это музыка бродячих артистов, то выкрики бродячих торговцев. Каждый из этих выкриков имел свою твердо установленную мелодию и ритмику, которая, не меняясь, переходила от поколения к поколению. Вот, например, слышится: Стей-й Тря-яп тылок, банок про-дава-ать! (костей, тряпок, бутылок). Выкрик делался гортанным, сдавленным звуком. Первые два слова выпевались протяжно, с большим интервалом, на высокой ноте. Потом скороговоркой звук шел вниз, и только последнее а-ть тянулось долго на низкой ноте. Это тряпичник, с грязным мешком за плечами, с металлическим прутом, загнутым на конус заостренным крючком. Он скупал за гроши всякую ветошь, ненужный хлам, пузырьки, флакончики, пустые консервные банки. Потихоньку, чтобы не увидел дворник, тряпичник лез в помойную яму и начинал там ковырять своей палкой, разыскивая добычу. Потом улов разбирался. Вымытая стеклянная посуда шла в аптеки, на винные склады, кости на костеобжигательный завод, а тряпки сортировались и упаковывались в тюки. На окраинах, в специальных заведениях, этим занимались женщины и дети. Большие куски, лучше сохранившиеся, шли кустарям на платья для кукол и даже на шапки. Льняное тряпье на бумажные фабрики: там его размалывали в пыль, из которой приготавливали лучшие сорта бумаги. Шерстяное же тряпье в Лодзь; тамошние фабриканты, первейшие жулики, приготовляли из него с помощью всяких ухищрений знаменитое по своей непрочности лодзинское сукно» (Григорьев. С. 249).

«Характерной фигурой на площадке (Ново-Александровского рынка. А. К. ) были холодные сапожники. У каждого висела кожаная сумка через плечо, в сумке лежали инструмент и гвозди. На другом плече висели мешок с кожевенным товаром для починки обуви, а также старая обувь, которую он скупал, а мог и продать. Главной эмблемой его профессии была ведьма палка с железной загнутой лапкой, на которую он надевал сапог для починки. Целый день, в мороз и жару, сапожники слонялись по толкучке, дожидаясь клиентов» (Засосов, Пызин. С. 108).

«Чинить, паять, лудить, кастрюли починять! вопил бродячий паяльщик со своим инструментом в руках. За спиной у него на бечевке болталась связка дребезжащей посуды. Если починка была несложная, мастер тут же и выполнял ее, раскалив паяльник на паяльной лампе. Более сложную работу он брал домой и приносил после. Почему-то среди паяльщиков было много цыган коричневых, бородатых, с серьгой в ухе» (Григорьев. С. 249250). «Очередным номером был паяльщик и лудильщик, он не стеснялся кричать и кричал громче всех: Паять-лудить кастрюли, ведра, лоханки и глазки для приманки» (Ключева . С. 206).