Брат Шардлейк, давненько мы не встречались с вами в суде! воскликнул он. Как видно, вы по горло заняты делами леди Елизаветы. Мастер Овертон рассказал моей дочери, что в понедельник вам предстоит отправиться в Норфолк по ее поручению.
Да, скоро мы покинем Лондон.
Я отыскал глазами Николаса, который оживленно беседовал с Беатрис Кензи. Мой помощник был без мантии, но зато вырядился в зеленый атласный дублет с черным поясом, украшенным позолоченной пряжкой. И дублет, и пояс, несомненно, стоили ему немалых денег. Беатрис, в голубом платье с высоким стоячим воротником, с драгоценным кулоном на шее, выглядела очаровательно. Волосы у нее были темные, как и у отца, а лицо покрывал толстый слой пудры. Она внимала Николасу, вся превратившись в слух, чуть жеманно оттопырив нижнюю губку. Про себя я отметил, что именно это жеманство настраивает меня против нее; возможно, я был несправедлив к Беатрис, но мне всегда нравились умные, решительные женщины, а не легкомысленные кокетки. Поблизости от молодых людей, откровенно прислушиваясь к их разговору, стояла дама средних лет, настолько похожая на Беатрис, что не оставалось никаких сомнений это ее мать. На миссис Кензи было ярко-желтое платье с черными рукавами, вместо чепца на седеющих волосах примостилась модная шляпка.
Кензи подвел меня к ней:
Моя супруга Лаура. Дорогая, позволь представить тебе барристера Мэтью Шардлейка, патрона Николаса.
Дама присела в реверансе; напряженное выражение лица, с которым она прислушивалась к разговору молодой пары, несколько смягчилось.
Ах, сержант Шардлейк, я так много о вас слышала! произнесла она преувеличенно любезным тоном. Муж рассказывал, что прежде вы служили покойной королеве Екатерине, упокой Господь ее душу, а ныне служите леди Елизавете.
Совершенно верно, хотя в прошлом я трудился также и в Палате прошений.
Уж конечно, вы всегда сможете получить выгодные дела благодаря своим обширным связям! Она оглянулась на Николаса и Беатрис. И без сомнения, работая под вашим началом, молодой Овертон тоже сумеет приобрести необходимые знакомства.
В ее светло-голубых глазах светился откровенный расчет. Прежде я никак не мог понять, почему преуспевающий состоятельный барристер позволяет молодцу без гроша в кармане ухаживать за своей дочерью; теперь в голове моей забрезжила догадка. Причина, скорее всего, коренилась в миссис Кензи; имена моих патронесс внушали этой даме благоговение, и она рассчитывала, что благодаря мне Николас будет со временем
вращаться в кругу сильных мира сего. Я взглянул на Беатрис, которая самозабвенно внимала рассказу юноши о визите в Хатфилд. Мысль о том, что юная особа, возможно, руководствуется теми же соображениями, что и ее матушка, кольнула мне сердце.
Увидев слугу, появившегося в дверях, Филипп громко хлопнул в ладоши:
Идемте, друзья, нас ждет ужин!
Мы прошли в столовую, к изысканно накрытому столу, расселись и заправили салфетки за воротники. Рядом со мной сидела Лаура Кензи, с другой стороны, во главе стола, Филипп. Напротив меня с помощью слуги уселась старая миссис Коулсвин. После молитвы Филипп предложил тост за «короля, нашего маленького кормчего». Слуги подали первую перемену блюд салат, вареные яйца, сыр, а также хлеб и масло.
Впервые в этом году мы за ужином можем обойтись без свечей, заметил хозяин дома.
Действительно, света, льющегося из окна, которое выходило в небольшой ухоженный сад, было вполне достаточно.
Весна в этом году выдалась на редкость холодная, продолжал Коулсвин. Боюсь, это предвещает плохой урожай. А значит, бедняки станут еще беднее.
Такая уж у них участь, пожал плечами Эдвард Кензи. В любом государстве есть бедные. Так было всегда, и так будет до скончания веков.
Но не всегда простым людям приходится страдать так, как сейчас, возразил Филипп. На пенни нынче дают хлеба в два раза меньше, чем два года назад.
Коулсвин был горячим поборником государства общего блага, ратовал за кардинальные реформы как в обществе, так и в религии; подобно мне, он был убежден, что первейшая обязанность правительства искоренить злоупотребления, которые привели к обнищанию огромного числа граждан. В поисках поддержки он повернулся ко мне.
Да, цены сейчас растут как на дрожжах, кивнул я. В отличие от доходов крестьян и ремесленников.
Цены растут для всех, резонно заметила Лаура Кензи. И женщинам вроде меня становится все труднее вести хозяйство. Или взять хоть моего брата, которому принадлежит несколько домов у Епископских ворот. Жизнь неуклонно дорожает, а плата, которую он получает от арендаторов, остается такой же, как и несколько лет назад. Разве это справедливо? Повернувшись ко мне, она добавила, слегка вспыхнув: Простите, что возражаю вам, сержант Шардлейк.
Вам не за что просить извинения, сударыня. Вы имеете такое же право высказывать свое мнение, как и я.
Кто-нибудь собирается завтра в собор Святого Павла, послушать, как архиепископ Кранмер будет служить по новой «Книге общих молитв»? спросила Этельреда, решив направить разговор в иное русло.
Мои жена и дочь хотят посетить часовню при Линкольнс-Инн, а я, скорее всего, пойду в собор Святого Павла, безразличным тоном сообщил Эдвард Кензи. Первая служба по «Книге общих молитв» вне всякого сомнения, историческое событие.