Подготовка была закончена.
Роты вышли на исходные позиции. Все благоприятствовало: ночь была темная и ветер в нашу сторону.
Первым батальоном командовал один из «аристократов», вторым рабочий, бывший унтер-офицер, третьим тоже «аристократ».
«А как они поведут себя в бою?» думал я. От успеха этой операции зависело очень много. Тогда я решил: пойду в атаку с первым батальоном.
Произошло все так, как мы задумали: проходы в проволочных заграждениях были раскрыты, справа и слева далеко от нас взвились зеленые ракеты, и немцы погнали свои резервы к угрожаемым точкам.
Мы бросились в атаку с такой стремительностью, что первые два батальона сошлись на помещичьей мызе до прихода туда пулеметных взводов.
Командир первого батальона шел со мной он вел себя геройски. Второй «аристократ» собрал свой батальон под огнем врага и, не дожидаясь моего приказа, организовал оборону занятых деревень.
И все же неприятность случилась: когда я в помещичьем доме собрал комбатов, чтобы вместе разработать план дальнейших действий, вбежал командир одной из фланговых рот третьего батальона.
«Сукин сын! крикнул он и, обращаясь ко мне, тоном упрека, как будто я был тоже в чем-то повинен: К немцам хотел бежать!»
«Кто?»
«Кто?! повторил он. Гвоздилин! Вы цацкались с этой контрой, роту дали ему!»
Я взглянул на своих комбатов: они были смущены, подавлены.
Был смущен и я: недоглядел! Тонкая бестия человек, он умеет маскировать свои чувства об этом я помнил всегда, распределяя своих офицеров по ротам. Но, поймите, именно Гвоздилин, этот бородатый и длинноногий простак, равнодушный ко всему, что не относилось к службе, никогда и ни у кого из нас, коммунистов, не вызывал подозрений. Он был уж очень типичной армейской «кобылкой». По документам значился капитаном Олонецкого пехотного полка, и нам казалось, что именно из таких, как Гвоздилин, вырабатываются бурбоны Сливы или тряпки Петерсоны из купринского «Поединка». И вдруг Гвоздилин хотел бежать к немцам!
«Где он?» спросил я.
«На пункт его сволокли!»
«Ранен?»
«А то нет! Получил от нас!..»
После совещания я отправился на медицинский пункт. Было уже светло. Со двора выезжали повозки; изба была забита ранеными. Два врача работали в пристройке, заменявшей операционную.
«Гвоздилин тут?»
Старший врач извлекал из чьей-то спины осколок. Раненый сидел на табурете, низко склонив голову.
«Подождите, товарищ командир, ответил старший врач. Сейчас закончу и пойду с вами».
Осколок застрял глубоко, врач извлекал его пинцетом.
«Все в порядке Йод! Повязку! приказал он фельдшеру. Пойдемте, товарищ командир».
Идти пришлось недалеко.
«Товарищ командир, у Гвоздилина нашли»
«Скажите сначала, в каком он состоянии».
«Плох: ранен в грудь, раздроблена тазовая кость».
«Выживет?»
«Вряд ли».
«Поговорить с ним можно?»
«Самочувствие весьма неважное».
«Теперь скажите, что вы нашли».
«Вроде блокнота какого-то. Он был у него прибинтован к ноге».
«Что за блокнот?»
«В мешочке он, а мы мешочка не вскрывали. Он у него в комнате».
Мы вошли в избу. На кровати, под серым байковым одеялом, лежал Гвоздилин. Его можно было узнать только по рыжей бороде. Глаза провалились; лоб и щеки будто вымазаны разведенным мелом. Он что-то шептал, а тонкие длинные пальцы, согнутые в суставах, с паучьей сноровкой шевелились над одеялом.
Стыдить или упрекать не имело смысла.
Я повернулся к выходу и почему-то шепотом спросил у врача:
«А мешочек этот где?»
Он взял его с подоконника и подал.
Я распорол мешочек, достал оттуда книжку в тонком переплете, раскрыл ее, и меня точно варом обдало: безбородкинская рукопись! Я провел пальцами по обороту первой строчки: три бугорка! Она!
Я кинулся к раненому:
«Гвоздилин! Откуда у вас эта рукопись?! Гвоздилин! Слышите меня?! Откуда у вас эта рукопись?»
Я кричал не своим голосом.
Гвоздилин посмотрел на меня его взгляд был осмысленный.
«фон Тимрот Тимрот Семеновского полка Тим рот Виль гельм» И замолк. Пальцы, согнутые в суставах, застыли.
4
Но он свой рассказ закончил: рукопись найдена!
И больше она не терялась? спросил я, ощущая холодок
при мысли, что превратности военной обстановки могли снова отозваться на судьбе рукописи.
Я отослал ее в Петроград. С верным человеком.
Удивительная история!
Эх, я мог бы еще рассказать вам, как эта самая рукопись из Йемена попала к кардиналу Ришелье и Орлеанам, а от них к канцлеру Безбородко, вот это действительно одиссея!
Пожалуйста, профессор, прошу вас, расскажите!
Торопыга вы этакий! За нами никто не гонится. Вот вернемся в Новые Черемушки, сядем с вами на скамеечку на нашем Профсоюзном бульваре, тогда и совершим путешествие из таинственного Йемена, из страны, где выращивают лучший в мире кофе-мокко, в средневековый Париж, где этот лучший в мире кофе-мокко пил кардинал Ришелье.