Как всякая эпидемия, этот бред существовал строго определенное время. Дегрэ был из тех, кто должен был знать это, не позволить распространиться, но был не в силах уничтожить.
Кроме того, его ужасало нечто вроде мистического возбуждения, особенно среди женщин, с которым некоторые злодеи погружались во зло и умывали руки в крови.
«Итак, этим вечером в Париже, этом мрачном городе у меня есть только это письмо.
Я узнал женщину, которая была способна вонзить свой кинжал в сердце монстра, но лишь с целью спасти свое дитя, и в этом вся женская сущность, ибо женщина должна быть способной убить во имя своего ребенка.
Те, чьими делами я занимаюсь сейчас, кого я смог арестовать благодаря этому письму, кто теперь сидит на этом стуле во время допросов, были бы скорее способны ударить кинжалом в сердце собственного ребенка, и иногда они так и поступают, если это облегчает им путь к Дьяволу и его адской власти. Из-за этого они кажутся мне холодными, словно овеянными ледяным дыханием смерти, как красивы они ни были бы. Когда горечь во время подобных допросов становится нестерпимой, я подхожу к столу, открываю ящик и смотрю на письмо, всегда лежащее в нем, или я смотрю на Сену через окно и тихонько повторяю: Маркиза Ангелов! Маркиза Ангелов Волшебство действует! Я знаю, что ты существуешь и, может быть, вернешься?..
Где-то вдали от этого мира сверкает огонек Это она.
Однажды ночью, в далеком Новом Свете, который видится мне суровым, мрачным, ледяным, наполненным тысячью незнакомых криков, она написала эти слова для меня. На корабле, я думаю, что это было на корабле,
при дворе?..
Вот какова была женщина, которая этим утром, подняв глаза от карт, заметила юного пажа, уставившегося на нее. Его глаза блестели, словно изумруды.
По непонятной причине, может быть из-за отблесков зеркал или оконных стекол, его лицо и весь он казались воплощением света, словно он не был сделан из плоти и крови. Она заметила это, в то время как глубокое молчание установилось и сгустилось до такой степени, что присутствующие почувствовали себя в глупом положении.
Она услышала свой голос, который раздавался словно издалека:
Ну и ну!.. Что с вами, мессир?.. Я прошу вас, расскажите нам о вашем деле!..
Дело в том, мадам, что вы мне неописуемо нравитесь.
Важность, с которой это было сказано, немного смягчила дерзость заявления.
Мадам де Шольн призвала все свои светские способности на выручку, потому что чувствовала себя обескураженной.
Что что вы этим хотите сказать?..
Что я был бы счастливейшим из людей, если бы вы, мадам, приняли бы меня в своей спальне!..
Вы сошли с ума!
У вас, мадам, так мало уважения к своим достоинствам, что вы не можете понять мои чувства и, находя их опасными, расцениваете как оскорбление?
Да отдаете ли вы себе отчет в вашем возрасте? бросила она ему.
Она испугалась, потому что чуть было не сказала «В моем возрасте».
Мой возраст? Так это он, мадам, толкает меня к вам. Неопытность, свойственная ему, причиняет мне больше затруднений, чем моя потребность любить приносит мне выгоды. Мало зная любовь, и никогда не имея дел с дамой вашего ранга, вашей красоты и вашей недосягаемости, я решил, что вижу перед собой божественное создание.
Маркизе не хватало слов. Она пробормотала:
Ваши ваши затруднения Ваши притязания превышают то, на что вы можете рассчитывать Я посоветую вам подождать У вас на губах еще молоко не обсохло, а вы осмеливаетесь
Подождать!.. Мадам, вы что, из тех красавиц, которые заставляют любовников ждать по пять-десять лет, чтобы испытать искренность их чувств и постоянство их намерений?!.. Это вам не идет. Я в это не верю. Ибо слухи, которые может и не очень для вас приятны, но которые еще более увлекли меня вашим образом, говорят, что вы совсем не такая жестокая, и готовы принести свою жертву на алтарь Венеры, когда того хочет жертвователь!..
Докажите это, наглец! вскричала мадам де Шольн, сопровождая свои слова резким смехом.
Оглядываясь, она искала поддержки у своих партнеров по игре. Но они не пришли ей на помощь. Застыв с картами в руках, опустив к ним глаза, они представляли собой олицетворение бесчувственности. Живость и пикантность диалога не оставляли им времени подсчитывать удары.
Мадам де Шольн не обратила внимания, что по щекам ее текут слезы, прочерчивая серебристые полоски на бархатной пудре. Ее занимал разговор, вызвавший у нее тревогу, и бесило молчание друзей.
Вы заслуживаете того, чтобы я вас наказала.
Вы очень меня обижаете, мадам. Где и когда?
У меня, на улице Резервуар. После трапезы с королевой.
Я там буду.
Столько высокомерия и ледяной снисходительности в простом паже ужасало и привлекало ее.
Она захотела выйти из боя победительницей.
Итак, вы собираетесь придти? И вы собираетесь принести мне в дар свежесть ваших щек, твердость ваших губ и продемонстрировать мне вашу силу, еще такую нерастраченную?
А вы, мадам, что предложите мне вы, в обмен?
Она вышла из себя:
Искусство любви, если уж вы так этого добиваетесь!.. Красавчик-паж. Или этого вам мало?..
И не желая, да и не в силах, продолжать дальше, дрожа, непонятно от какого бешенства, она схватила перчатки и веер, щелкнувший как хлыст, и гордо удалилась.