Если тебя увидит здесь господин посол, после того как он категорически
Лелло может пойти и повеситься.
Боюсь, что из вас двоих тебе придется повеситься первым, мой бедный друг, невозмутимо парировал Пол. Я всегда это утверждал.
Он говорит, чтобы я больше не приближался к плите. По крайней мере, в его доме. Кухню поручили Кутберту Буллу, этому жирному отродью, страдающему плоскостопием, этому огромному павиану, который толком даже боснийской капусты отварить не умеет.
Ну Пол взял еще один орех. В этом ты должен винить только самого себя.
Вам известно, как прозвали нашего великого посла?
Нет, ответил Пол, но не сомневаюсь, что ты мне сейчас сообщишь это.
Его прозвали Старой Девкой.
Пол промолчал.
Хотите, я вам объясню почему?
Что за нужда? Я могу и сам догадаться.
Вы смеетесь, секретарь Пиндар.
Я? Я, самый смиренный из слуг его высокочтимого превосходительства?
Да, вы. Вы действительно из его слуг, но если б у него были мозги, он бы давно увидел, что в вас нет ни капли смиренности.
А о смиренности тебе известно абсолютно все, полагаю.
Напротив. Об этом предмете, как вы хорошо знаете, я не имею ни малейшего понятия, как и о многом другом, чего не положишь в пирог. Зато мне многое известно о слугах.
Не переоценивай себя, Керью, как говаривал мой отец все те годы, что ты находился у него на службе. Если, конечно, можно назвать службой твои театральные выходки, в чем лично я глубоко сомневаюсь. Теперь голос старшего звучал мягче. Наш уважаемый посол совершенно прав. По крайней мере, в этом случае.
Ну, ваш отец любил меня. Ничуть не убежденный, Керью, ловко зажав орех в ладони, раскрыл его одним щелчком. Если Лелло не вернет меня на кухню, он может пойти и повеситься. Вы видели его в то утро, когда Томас Даллем и его люди открыли наконец огромный ящик и обнаружили, что драгоценный подарок полностью поломан и покрыт плесенью? Наш Томас для ланкаширца он довольно сносно справляется с речью, между прочим, сказал мне, и это было исключительно верное наблюдение, что сэр Генри выглядел так, будто тужится, сидя на стульчаке.
Тебе не кажется, что иногда ты зарываешься, Керью? Хотя тон Пола был по-прежнему сдержанным, он нетерпеливым движением отбросил горсть зажатых в ладони орехов. Сэр Лелло посол великой державы и тем самым уже должен вызывать твое уважение.
Обычный жуликоватый торгаш. Подумаешь, представитель какой-то торговой компании.
Он посланник самой королевы.
Но больше и прежде всего он презренный торгаш. И этот факт слишком хорошо известен остальным иностранцам здесь, в Стамбуле. Особенно другим посланникам, например Байло-венецианцу и послу Франции. И они презирают нас за это.
В таком случае они просто набитые дураки, коротко отрезал Пол. Каждый из нас сейчас в какой-то степени торговец, поскольку мы находимся на службе и у почтенной Левантийской компании, но в этом нет ничего постыдного. Скорее уж наоборот, так как имущество каждого из нас твое и мое, например, как и достояние всей нашей страны, зависит от этой службы. Ты еще вспомнишь мои слова и поймешь, как прав я был. И факт этот отнюдь не вредит нашим взаимоотношениям с турками. В действительности сейчас они нас уважают даже больше, чем прежде.
Только когда им выгодно.
Именно так. А им это очень выгодно. Секретарю посольства нельзя было отказать в проницательности. И выгода их лежит не только в области торговли, тут она для обеих сторон обоюдна, но и в области политики. У нас один общий враг испанцы. Турки могут развлекаться, настраивая нас против Венеции или Франции, но это пустое. Правда в том, что они нуждаются в нас так же, как мы нуждаемся в них. Известно ли тебе, что мать султана, госпожа валиде Сафие, которая, по слухам, обладает немалой властью (хоть, как я опасаюсь, Лелло не уделяет этому обстоятельству должного внимания), лично ведет переписку с нашей королевой? И она уже отослала ей подарки, равные по стоимости тем, что мы привезли для нее из Англии. И, как мне
стало известно, приготовлены и другие дары. Мне будет поручено вручить их королеве, когда я вернусь на родину.
Разве может человек, запертый в этом узилище, Керью небрежно мотнул головой в сторону дворца султана, расположенного на дальнем берегу бухты среди куполов и шпилей, толпившихся за сияющими водами, обладать хоть какой-то властью? Великий повелитель сам не более чем узник. Так мне шепнул кое-кто из янычар, приставленных к нашему посольству.
Ранний предрассветный туман рассеялся почти полностью, и по водной глади уже деловито сновала дюжина или около того каиков и несколько суденышек покрупнее.
И еще они рассказывают, что там обитают сотни женщин, они называются одалиски, это рабыни и наложницы султана, и что никто из них никогда не покажет своего лица ни одному мужчине на свете, продолжал Керью.
Здешние обычаи не сходны с нашими, это так, но, возможно, и не столь отличны, как мы думаем.
А о владетельной султанше рассказывают еще кое-что. При этих словах хитрые глазки Керью уставились на Пола. Говорят, что она крепко заинтересовалась одним джентльменом, тем, который преподносил ей дары нашей королевы. И зовут этого джентльмена секретарь Пиндар. Господи боже ты мой! Взгляд опального повара засветился ликованием. Наш-то, Старая Девка, когда услыхал об этом, должно, скривился посильнее, чем когда-либо кривился на стульчаке.