Отару Иоселиани принадлежит другая эстетическая формула, столь же основополагающая и столь же, на мой взгляд, бесспорная: «Искусство есть экскремент от прожитой жизни».
Взаимосвязь духовной и телесной сфер нашей жизни, осуществляемую посредством посещения туалета, отметил уже самый первый теоретик отечественного телевидения Вл. Саппак в книге «Телевидение и мы»:
«Полтора два пять десять двадцать миллионов людей, не видя и не ведая друг друга, точно по чьей-то команде, одновременно смеются, одновременно бранятся, одновременно отпускают одни и те же остроты. Пустеют улицы. Театры. Читальные залы. В городе падает потребление воды: люди перестают даже сообщает статистика посещать уборную, с тем чтобы потом разом, тоже всем одновременно, устремиться туда». Замечание сопровождено сноской: «О существовании прямой и вполне выраженной связи между работой городского телевизионного вещания и городского водопровода, обо всех этих падениях и взлетах в потреблении воды я прочитал в одном из иностранных журналов».
Где-то в начале 70-х бригада советских писателей приехала на сибирский бумкомбинат. Выступая перед рабочими, писатели призывали их увеличить выпуск столь необходимой народу продукции.
В ваших руках судьба наших книг!
Писатели не знали, что выступают в цеху, недавно пущенном специально для выпуска туалетной бумаги. Да и сама эта продукция в ту пору была дефицитной новинкой. В Москве за ней стояли большие очереди. Даже большие, чем за самыми ходовыми книгами
После мхатовской премьеры Горбачев позвонил Ефремову.
Ну, как вам, Михал Сергеевич?
Пердуха, сказал Горбачев.
Как, как?
Пир духа, уверенно повторил генсек.
Ефремов широко эту историю рассказывал: с тех пор слово «пердуха» прочно вошло в искусствоведческий лексикон. Содержательное наполнение его разное от высокой степени восхищения до некоторого иронического сомнения в достоинствах произведения.
О связи унитаза с поэзией. Ну, стихи, настенные и печатные это само собой. Но не только. Вскоре после начала гайдаровских реформ в магазине «Поэзия» на Самотеке появились унитазы. Объявленная свобода торговли открыла путь творческой
фантазии масс. Всем торговали всюду. Почему бы и не унитазами в «Поэзии»?
На обратном пути из зарубежной турпоездки с киноактрисой С. случился предосаднейший случай: наводя красоту в туалете, она сняла золотое кольцо, и то, по случайности, укатилось в отверстие умывальника. Актриса плакала, все ей сочувствовали. Аэрофлотовские начальники обещали помочь: при сливе фекалий из бака колечко непременно выловить. Актриса благодарила, осталась ждать, пока произведут фекально-фильтрационную операцию Что было дальше, никто из её попутчиков (в том числе и знакомая, которую я встречал) не знал все торопились домой
Окончание истории я узнал спустя несколько лет. Не было никакого потерянного кольца. Где-то там за бугром оно и осталось, то ли проданное, то ли на что-то ченьжанутое (будущие историки, запомните это слово «ченьж», по-ихнему «мена»). Но оно было записано в декларации. Актриса замечательно сыграла свою сцену, таможенники не уступили ей в актерском мастерстве. Этот номер они уже проходили и наперед знали результат
Очень печальная история. Не потому, что актриса свой талант переоценила, а потому, что вынуждена была тратить его не по делу. Проще бы нормально пойти в банк и обменять свои рубли на сотню баксов для подарков семье и знакомым. Но в ту пору для этого требовалось разрешение на таких верхах лучше не затеваться
Я женщин всегда так любил, так к ним относился! А они такие мелкие, завистливые И, что хуже всего, ещё и в туалет ходят!
Тут я с Миколой солидарен. Этого им, нашим ангелам, простить никак нельзя.
Счастливые начала
Первый кинематографист. Режиссер Сергей Соловьев:
«На съемки в Ялту первым делом отправился директор, который на месте должен был все организовать. Следом за ним поехали оператор и художник готовить декорацию. И, наконец, как и положено, выехали главные действующие лица актеры и я, режиссер.
Мы с Тихоновым прилетели в один день, правда, разными рейсами. Тихонов уже тогда был Тихонов, снявшийся в «Войне и мире», народный, прославленный, уважаемый и любимый.
Схожу с самолета никто меня не встречает. Где группа, где директор неизвестно. Матерясь вслух и про себя, еду в Ялту, начинаю ходить из гостиницы в гостиницу. Спрашиваю везде про благородного старца по фамилии Залбштейн. Не знают, не видели, не слыхали. Наконец, добрался до какой-то гостиницы где-то высоко, на самой горе.
Залбштейн? Да, есть такой. С «Мосфильма». Живет внизу.
Стучу в номер никто не открывает. Стучу ещё и еще.
Наконец, дверь открывается Залбштейн. Легкие седые волосы всклокочены, на лице румянец, штаны опущены
Дмитрий Иосифович, кричу я, мать вашу так!..
Сегежа, у меня понос
После таких слов спрашивать благородного старца, почему меня никто не встретил, уже бессмысленно.
Ладно, где мы жить будем? спрашиваю я, понимая, что дело уже идет к вечеру.