О том, что проблема подтирки волновала светлые умы человечества во все века, свидетельствует глава XIII романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», которую, с позволения читателей, я приведу
здесь, не убавив ни запятой. Кстати, во времена моего детства «Гаргантюа» не избежал участи быть высоконравственно отцензурированным, толково переписанным, и приведенный фрагмент выглядел как бы исключительно относящимся к утиранию благородного носа, а не чуждой всего духовного задницы.
Как так? спросил Грангузье.
После долговременных и любопытных опытов я изобрел особый способ подтираться, отвечал Гаргантюа, самый, можно сказать, королевский, самый благородный, самый лучший и самый удобный из всех, какие я знаю.
Что же это за способ? осведомился Грангузье.
Сейчас я вам расскажу, отвечал Гаргантюа. Как-то раз я подтерся бархатной полумаской одной из ваших притворных, то бишь придворных, дам и нашел, что это недурно, прикосновение мягкой материи к заднепроходному отверстию доставило мне наслаждение неизъяснимое. В другой раз шапочкой одной из помянутых дам, ощущение было то же самое. Затем шейным платком. Затем атласными наушниками, но к ним, оказывается, была прицеплена уйма этих поганых золотых шариков, и они мне все седалище ободрали. Антонов огонь ему в зад, этому ювелиру, которых их сделал, а заодно и придворной даме, которая их носила! Боль прошла только после того, как я подтерся шляпой пажа, украшенной перьями на швейцарский манер.
Затем как-то раз я присел под кустик и подтерся мартовской кошкой, попавшейся мне под руку, но она расцарапала мне когтями всю промежность.
Оправился я от этого только на другой день, после того как подтерся перчатками моей матери, надушенными этим несносным, то бишь росным, ладаном.
Подтирался я ещё и шалфеем, укропом, анисом, майораном, розами, тыквенной ботвой, свекольной ботвой, капустными и виноградными листьями, проскурняком, диванкой, от которой краснеет зад, латуком, листьями шпината, пользы мне от всего этого было как от козла молока, затем пролеской, бурьяном, крапивой, живокостью, но от этого у меня началось кровотечение, тогда я подтерся гульфиком, и это мне помогло.
Затем я подтирался простынями, одеялами, занавесками, подушками, скатертями, дорожками, тряпочками для пыли, салфетками, носовыми платками, пеньюарами. Все это доставляло мне больше удовольствия, нежели получает чесоточный, когда его скребут.
Так, так, сказал Грангузье, какая, однако ж, подтирка, по-твоему, самая лучшая?
Вот к этому-то я и веду, отвечал Гаргантюа, сейчас вы узнаете все досконально. Я подтирался сеном, соломой, паклей, волосом, шерстью, бумагой, но
А как же, ваше величество! отвечал Гаргантюа. Понемножку кропаю, но только от стихоплетства у меня язык иной раз заплетается. Вот, не угодно ли послушать, какая надпись висит у нас в нужнике:
Очень даже хочу, сказал Грангузье.
Так вот, продолжал Гаргантюа:
Попробуйте теперь сказать, что я ничего не знаю! Клянусь раками, это не я сочинил стихи, я слышал, как их читали одной важной даме, и они удержались в охотничьей сумке моей памяти.
Обратимся к предмету нашего разговора, сказал Грангузье.
К какому? спросил Гаргантюа. К испражнениям?
Нет, к подтирке, отвечал Грангузье.
А как вы насчет того, чтобы выставить бочонок бретонского, если я вас положу на обе лопатки?
Выставляю, выставляю, обещал Грангузье.
Незачем подтираться, коли нет дерьма, продолжал Гаргантюа. А дерьма не бывает, если не покакаешь. Следственно, прежде надобно покакать, а потом уж подтереться.
Ах, как ты здраво рассуждаешь, мой мальчик! воскликнул Грангузье. Ей-богу, ты у меня в ближайшее же время выступишь на диспуте в Сорбонне, и тебе присудят докторскую степень ты умен не по летам! Сделай милость, однако ж, продолжай подтиральное свое рассуждение. Клянусь бородой, я тебе выставлю не бочонок, а целых шестьдесят бочек доброго бретонского вина, которое выделывается отнюдь не в Бретани, а в славном Верроне.
Потом я ещё подтирался, продолжал Гаргантюа, головной повязкой, думкой, туфлей, охотничьей сумкой, корзинкой, но все это была, доложу я вам, прескверная подтирка! Наконец, шляпами. Надобно вам знать, что есть шляпы гладкие, есть шерстистые, есть ворсистые, есть шелковистые, есть атласистые. Лучше других шерстистые кишечные извержения отлично ими отчищаются.
Подтирался я ещё курицей, петухом, цыпленком, телячьей шкурой, зайцем, голубем, бакланом, адвокатским мешком, капюшоном, чепцом, чучелом птицы.