отсюда через этот спокойный, бесприютный простор Ладоги туда, на юг, подальше, в Москву, Владимир, Киев, откуда их посылали сюда. Так дело шло до 1611 года, когда шведы опять напали на обитель и разрушили ее дотла. Игумен Макарий, братия и служки были умерщвлены. Удалось только спасти мощи преподобных, которые для того опущены были в глубокую могилу род колодца. Шведы, разорив монастырь, поставили на его месте маленькую крепостцу и остались в ней. Несколько лет, таким образом, обитель фактически не существовала. Иноки со справедливой гордостью говорят теперь, что на их острове нет камня, который не был бы запечатлен кровью подвижническою; нет места, где бы враги православия не убивали монашествующих. Некоторым суеверным людям и теперь здесь многое чудится. Рассказывают о видении, бывшем какому-то иноку. Шел он по Назарьевской пустыне одному из самых поэтических уголков Валаама. Вдруг вдали послышалось погребальное пение старого образца, гнусавое. Инок, изумленный, остановился. Было это среди белого дня. Вдали из зеленой чащи, залитой солнечным светом, показалось шествие черноризцев в два ряда. Шли они, сложив руки на груди, образом же были пресветлы и очи имели кротости несказанной. Только, когда шествие приблизилось к монаху, он увидел, что все черноризцы обрызганы кровью и покрыты ранами. Там, где прошли они, трава оказалась непомятой. Они исчезли так же, как и явились, в зеленой чаще, причем тихие отголоски погребального напева долго носились в воздухе, пока не слились с глубоким шепотом лесных вершин и свистом ветра, проснувшегося между деревьями. Шведы, заняв остров, по преданию, сначала хотели было извлечь мощи преподобных и надругаться над ними, но их постиг недуг, и, выздоровев, они соорудили над могилою святителей деревянную часовню, вскоре, впрочем, забытую. Развалилась и крепостца, поставленная шведами, и весь остров пришел в страшное запустение. Только в большие праздники, неведомо с каких незримых колоколен, над лесными вершинами и молчаливыми скалами носился благовест, коему не внимало уже ничье ухо. Безлюдье и запустение было там, где еще недавно проливались покаянные слезы и возносились горячие молитвы Только изредка прибрежники Ладоги заплывали сюда для рыбного лова. Редкие проникали внутрь пустынного острова. Один из таких немногих, дойдя до могилы преподобных, увидел над нею полуразрушенную часовню, совсем окутанную отовсюду лесною дремой, и покачнувшийся, мохом поросший крест. По преданию, финн, хотел совсем свалить его, но тут же на месте был поражен "язвами". "Вразумленный, он познал все безумие своей дерзости, был исцелен, возобновил крест и часовню и поселился около тех преподобных". Теперь, среди бездорожья, в этом безмолвном царстве сосен и скал, явилось жилье человека. Потомки дерзостного финна существовали здесь до времени игумена Назария, который их выселил в Якимваарский погост, в деревню Кумоля, где они живут, нося фамилию Кокуля. Как кому, а мне всего поэтичнее из длинной истории Валаамской обители кажется именно время запустения и безлюдья, когда остров населяли только могилы, в которых мирно спали мирные иноки. Ко времени, когда Петр Великий повелел восстановить обитель во всем ее блеске и величии, на Валааме уже не оставалось никакого жилья, кроме скудной хижинки поселившегося у часовни финна. Лесная поросль затянула срубы, кое-где в глубоких трущобах догнивали по сырым по-низьям балки, и только таинственный звон чудесных колоколен носился над этим царством запустения и смерти.
Во весь первый период до окончательного разорения Валаам сослужил большую службу России. Он был представителем наших начал среди корелы, первым форпостом славянского племени. Валаам в значительной степени подготовил почву для обрусения ладожских инородцев , и если в самых глухих корельских селах мы слышим чистый русский язык, если видим свои обычаи привившимися там, а в немногих русских поселках племенные особенности сохранившимися неприкосновенно, то заслугу мы должны приписать именно труждавшимся и мучимым шведами старцам валаамским. Как Соловки на севере, так и Валаам на западе, один среди чуди белоглазой, другой среди корелы и финского племени высоко держали светоч русского народа и, ни разу не склонив, пронесли его через несколько веков. И та и другая обитель были созданием Господина Великого Новгорода, им он передал свои живые силы, и в них обеих до последнего времени отголоски древнего веча сказывались в общинном устройстве и вершении дел. Сходство между Соловками и Валаамом не ограничивается этим. Валаам, как и Соловки, мужицкое царство, и в нем вся сила