Отец Никанор заменяет в обители и врача. Впрочем, для всех окрестных мест он единственный целитель. От одной глазной болезни к нему ходят лечиться человек пятьсот в год и еще более от чесотки; случается и от зубной боли. Всего монастырь за свой счет пользует от трех до четырех тысяч.
Был страшно тяжелый год 1868-й; тогда к нам в обитель до пяти тысяч больных явилось!
Администрация тогда доносила, что голода нет, а только одни пустые слухи!
Какое слухи! Да тут по Приладожью от голода до пятидесяти тысяч человек примерло! Доноси, пожалуй, что хочешь Им легко! Голод не голод жалованье свое получают!
Роскошная папоротниколистая липа шумела над нами Ветра не было, зато в ее золотистой чаще гудели тысячи пчел.
Это дикие все к нам пожаловали. Тоже обителью питаются Божьи работнички!
Им эта липа что гостиница, только что денег не берут!
Странноприимница!
Веселое дерево Иной раз задумаешься внизу, а пчелы гудят над тобою, точно лес вдали шумит, либо волны по взморью ходят.
Жалят?
Нет, нас не жалят. Примеру не было Она, пчела эта, страсть табаку не любит Ежели бы кто табаком занимался ну, тогда Только у нас некому!
И тайком не курят?
Как знать, что в сокровенности совершается. А только, я так полагаю, не малодушествуют вовсе. Какая от него, от табаку этого, польза? Грудь сушит, ну и в мыслях как бы затмение! пояснил о. Алимпий, выходя со мной
из этого прекрасного монашеского "вертограда" .
XVIII
Вот, например, протоиерей Левашов. Он попал сюда за то, что покойному императору Николаю Павловичу написал "отеческое увещание" в защиту крестьян противу откупов . Сначала думали, не сумасшедший ли он, потом привезли его сюда. Здесь он оказался старцем прозорливым и мудрым. Притекавших к нему богомольцев сладкими словесы утешал несказанно. С монахами он сходился не особенно. При первой возможности Левашов оставил Валаам и перебрался в Глинскую пустынь , где и умер схимником Парфением.
Об этой интересной личности я довольно настойчиво собирал сведения, но не добился ничего, у кого ни спрашивал.
Знали Левашова?
Знал. Тут он в ските Всех Святых у нас был!
Расскажите!
Не подлежит!
Да почему же не подлежит? Сколько времени прошло?
По политической прикосновенности, как же А потом просто рукой отмахивались.
Старцы валаамские не только жизнь ведут скромную, но и на язык куда как осторожны, даже свыше меры. Простодушных соловецких типов тут мало. Народ выдержанный, замкнутый. Говоря с вами, они изучают вас и взвешивают каждое слово. Здесь воистину соблюдается правило "во многоглаголании несть спасения". Даже образованные монахи как-то дичатся и держат язык на привязи. С мирским человеком, видимо, настоящей дружбы не сведут. Как ни прост душою был, например, о. Алимпий, которого за искренность называли "прелестным" старцем , но и тот смущался.
Ах, милый, в припадке любви изъяснялся он, и сказал бы я тебе, да ведь вон у тебя книжка. Чиркаешь ты в нее все Тебе скажешь, а ты сейчас чирк. А Господь знает, на пользу ли это святой обители. Может, ты и иновер какой?
Вот еще! запротестовал я.
Да вон у тебя взор какой Легкий Вольный у тебя глаз Страха не видно. А тут, знаешь какое дело, страх надобен. Ах, и какой еще страх надобен! Чтобы душа в тебе трепетала, чтобы всякое помышление твое было: Господи, помилуй мя грешнаго! А ты вон все в книжку. Я уж и то думаю, православный ли ты?
Как же иначе?..
Постой!.. Вон сказывают, армянские люди тоже Христа не отрицаются, а левой рукой крестятся!
Неправда!
Ну, вот, благодарю, утешил ты меня в печали моей! А то я все за них духом скорбел. Как же это так, думал, в Христа веровать веруют, и левой рукой?.. По левую-то руку, ошую , знаешь ли кто? Дух зла!.. А все же настоящего трепета в тебе нет. Это ты, брат, как хочешь, а нет!.. Может, и вера есть, а страха нет! Да как же перед могуществом Его?.. Одним дыханием своим убить Он тебя может, а ты трепетать не хочешь. Дух в тебе гордыни мятется вот что!
XIX
Как же, на севере я видел у крестьян!
Что у крестьян! Монастырь это дело большим хозяйством ведет, на широкую ногу!
А именно?
Заводски. Приспособления мы особые придумали. Сами увидите. Вы как думаете, наша курня съедает пятьдесят сажен дров да пятьдесят сажен пня. Всего выгоняется сто восемьдесят девять пудов скипидару. Наш скипидар в Петербурге известен, высоко ценится чистый, как слеза. Курню нашу рабочие страсть не любят! Мы монахов ставим.
Почему?
Да, вот, не угодно ли рубить пни?.. Самое каторжное дело: двое рабочих над саженью провозятся неделю, и уж если очень хорошие трудники ну, полторы нарубят. А и платы всего за сажень рубль. Зимой только и находим на это дело рабочих. Бескормица у них, они и идут. Все равно ему с голода дома пухнет. Тут народ бедный. Иной раз из-за пятака-то потеет, потеет. Тут такой народ, что, если умер человек, прямо его в рай, потому он натерпелся. Вы как полагаете: нарубил да и кончил? Нет, сначала выворочай пни в лесу, из земли, либо выруби их, доставь сюда, да здесь и руби. Да еще очисти их от грязи, потому грязный пень, какую он смолу даст?