Иду один куда глаза глядят; топь встретилась топью. Лягушечья мелочь в траве прыгает чуть не из-под самых ног в стороны. Черный дрозд вверху поет свою заунывную песню. Невольно останавливаешься, чтобы не пропустить этих грустных-грустных тонов, совершенно под стать сумрачному северному лесу. Вот мелководное озеро, осокой по краям поросло. Утки полощутся. Солнце в нем горит тысячами ярких бликов. Смолк и дрозд; тишина совсем, только листва шумит, да и то временами, точно кто вздыхает в чаще. О чем?.. Прелестный уголок этот "зимниками" называется. Вон узенький мысок и выход в море. На самом носу у мыска дерево поднялось кудрявое, веселое, все к свету, точно пронизано им. Вон другой мысок; рощица на нем тоже под солнцем млеет. Сквозь нее небо видно.
Что за прелестная пустыня! И главное ни одной черной рясы подле Улеглось старое горе, точно его и не было никогда. Точно еще вчера, в бессонную ночь, не томило оно на жесткой постели в келье, где самые своды будто давят и гнетут живую душу. "Коли бы горя не было. Бога бы не было", говорят монахи. "Зачем тогда Бог?.." Вон стрекоза проплыла мимо в теплом воздухе. Сквозные крылья ее блещут на солнце. У нее горя нет до зимы, а зима смерть. Хорошо, когда за горем смерть идет, если вместе они. Легко тогда Как пришибет, так и заснешь, а во сне всякая скорбь сносна Проснешься ли только? Да и к чему просыпаться? Не стоит
Прошлогодний лист хрустит под ногами. Где-то утка разоралась громко, громко Ей такой же ответ из другой заводи Разговор пошел. Это место сухое выдалось мягкое, мох пушистый выстлал его. Сверху клены раскинулись и протянули ветви над этою пустынькой А солнце все-таки со стороны бьет в нее. Улегся я мягко, сухо, чудесно Кто-то стал между солнцем и мною. Когда я открыл глаза высокая, худая фигура. Мертвенное, страшно бледное лицо; некрасивое, только глаза на меня чуть не пламенем пышут; подошел поближе несомненно, молодой человек, а какие морщины на нем.
Здравствуйте!
Низко, низко поклонился. Хотел было мимо пройти, да что-то в памяти мелькнуло.
Вы NN? назвал он меня.
Я
А меня Не узнаете? Всмотритесь Переменился?
Сколько грусти в этом молодом голосе
Не ошибаетесь ли вы?.. Положительно не помню!
О-в!
Я вскочил так было это неожиданно. Встретить товарища детских игр и где же? На Валааме!
Давно слышал, что ты вы здесь!
Пожалуйста, друг, по-старому!
Эх, старое, старое!.. Коли бы вернуть его. Помнишь ли ночи, когда мы, бывало, по набережным шлялись до утра? Луна светила нам, ясная И жизнь была ясная Мечты о счастии общем, о подвигах, о великодушии, И в конце концов жертва за всех, крестная смерть Какие сновидения!.. Где они? Куда ушли?.. Какой ветер их снес? Еще ты работаешь, знают тебя А я видишь? показал он на черный клобук.
Скажи, как ты попал сюда?
Что спрашивать Не все ли равно? Много под рясой схоронено. Не следует вырывать мертвецов!
Изменился Похудел Седой совсем
Да Это в последние шесть лет Не все снами да грезами длилось Как листья осенью, облетел. Пнями голыми стали мы. Снег кругом, холод Небо в тучах Тучи и в сердце, безрассветные
Ты по-прежнему поэт?
Нет, это тебя увидел. Сегодня я послушание свое рано кончил, вот и хожу!
Что ж ты раньше ко мне?
В келью-то? А порядки наши? Поди, спросись А спросишься, еще благословят ли И в гостинице то и дело братия бы сновала. Что да как? Пробовал ли ты сажать, ну, хоть стрекозу вот эту в муравейник?
Нет! удивился я.
А судьба сажает. Ей, стрекозе, солнца, воздуха надо, а там темень. Работа там идет подземная Все работают А зачем никто не знает. И крылья остались, да лететь некуда!
Сел около меня, охватил колена руками и задумался.
Помнишь, мы раз с тобой на Николаевском мосту стояли? Вечер был сумрачный, темный, река, точно свинцовая, струилась под арки Я и говорю тебе: коли бы мы знали свое будущее, так, может быть, оба через перила туда, на дно. У тебя тоже с той поры было много И падал, и подымался Я знаю, слышал, да ты выстоял боевая натура. А вот я нет. Не хватило силы, тишины захотел; а где тишина, как не на Валааме? И в муравейнике тихо Ты знаешь, я женат! То есть был
Овдовел?
Нет, она жива!
Из-за нее? не докончил я.
Да нет Другому бы прошло, а меня сломило!
Где она?
В Петербурге. Тоже мученица Знаешь, уж
не люблю я ее, а так мне ее жаль, так бесконечно жаль Загубила она, и себя и меня загубила Ах, натура какая была!.. Чистая, честная Без удержу на все!
А виноват кто она?
Кто?.. Монах потупился. Слезы стали в глазах. Я виноват я один Ее не хочу мыслью даже обвинить, не токмо словом. Бог с ней!
Как же случилось это? взял я его за руку.
Сел около меня, охватил колена руками и задумался.
Случилось?.. А вот Ты знаешь, увлекался я всегда. Такая уж натура. Во Франции меня бы на баррикадах убили, в Италии под ножом бы умер. Ну, а у нас ни баррикад, ни ножей, зато вот такие могилы для живых есть! махнул он головою по направлению к монастырю.
Оттуда в это время зазвонили, и тягучие удары колокола всколыхнули на минуту торжественное молчание этого зеленого царства.
Да вот такие живые могилы. Увлекался я, ты знаешь, часто, много. Узды на себе не чувствовал Свободой дорожил Ну, она все видела, все знала!