Подходите к берегу, товарищ Семин! спокойно повторил Белогорцев. Проверьте телеграфы. При подходе к берегу корабль одержим ходом оба полный назад
Темнота все еще скрывала берег, но мы ощущали его близость. В ходовую рубку доносился гул прибоя, который нарастал с каждой минутой. В воздухе, как чайки, носились хлопья пены. Впереди проглянула извилистая белая лента, тающим кружевом она очертила кромку берега. Громадная волна подняла корабль.
Стоп дизеля! Оба полный назад!..
Корабль задрожал от огромного напряжения и замер на месте. Из его раскрытого чрева в кипящее море уже плюхались бронетранспортеры. Командир наш стоял на правом крыле мостика и руководил высадкой десанта. И вот тут-то все случилось. Радист морских пехотинцев матрос Федотов, с которым я незадолго до того познакомился, оказался вдруг за бортом. Бронетранспортеры уже приближались к берегу, а Федотов барахтался возле корабля. Он, наверное, испугался, что долго не продержится с аппаратурой на плаву, и стал звать на помощь
Миг и штормтрап за бортом. Федотов ухватился за него, стал подтягиваться, но тут налетела очередная волна и радист снова скрылся под водой.
Колосов!.. услышал я голос командира и, поняв, что от меня требуется, прыгнул в воду.
Когда мы с Федотовым вынырнули, корабль удалялся. И хорошо иначе под винты можно угодить. Откуда-то издалека, сквозь рев ветра, долетел голос капитан-лейтенанта:
К берегу плывите!..
Мне и без того было ясно, что самое лучшее для нас выбраться на берег, но до чего же это тоскливо видеть, как удаляется твой родной корабль
Десантники уже вели бой с «противником», когда мы с Федотовым, держась за руки, выходили из воды. Корабли отошли мористее и через голову десанта артиллерийским огнем обрабатывали прибрежные высоты. Громовые раскаты сотрясали воздух, в светлеющее небо взметались огненные смерчи, по всему побережью стрекотали автоматы и пулеметы. А потом к этой разноголосице присоединился гул моторов. Он нарастал, приближался, низкий, давящий, пригибающий к земле, и мне стало не по себе. Зато Федотов, как только ступил на твердую землю, сразу преобразился. Наши роли теперь переменились: из опекуна я превратился в подопечного, притом, честно говоря, довольно жалкого.
Короткими перебежками мы догоняли атакующих. Федотов мчался через препятствия, как барс, зато я был мокрой курицей. Сырая одежда сковывала движения, ноги мои цеплялись за колючий ежевичник, я падал, чертыхался, вскакивал и снова падал.
Ты что, матрос, по земле ходить разучился? сердито спросил Федотов.
«Забыл, каким ты был в воде?» подумал я с обидой, потирая ушибленные колени и локти. Уже не было сил бежать дальше, когда Федотов сказал:
Слушай, Михаил! Оставайся здесь с гранатометчиками, а я махну искать комбата. Сам понимаешь, радист при командире должен находиться, а с тобой я до ночи не доберусь к нему Эй, Джураев, приюти у себя моряка!..
Только теперь я разглядел лежащего неподалеку сержанта с гранатометом в руках. Он обернулся, приветливо произнес:
Салям алейкум!.. Граната моя бери, помогать будешь танки бить. Лопата тоже бери окоп тебе сделаем. Я помогать буду..
Сержант дал мне две гранаты и, перевалившись на бок, ловко заработал малой лопатой. Я тоже для виду ковырял землю, с тоской поглядывая в сторону берега. Там начинал светлеть горизонт. Чуть заметная слабенькая белая полоска отделяла небо от моря. Она ширилась на глазах, светлела и делалась вишнево-красной. Еще несколько минут, и небо стало золотым. Ярко очертились контуры облаков. Но море еще оставалось темно-серым. Потом появилась красная ниточка, она росла, превращалась в огненную горбушку, и вдруг из-под тучи необъятным пламенем вырвались лучи. Все сразу кругом ожило, небо стало голубым, море зеленым. Огненно-красное, в легкой дымке солнце тоже менялось. Сначала к желтому,
потом к белому горячему.
Странно как-то все устроено в природе: недавно лил дождь, небо было запятнано тучами, и вдруг все куда-то исчезло. Природа любит целесообразность и все уравновешивает по своим законам. А человек?.. Человек, пожалуй, необычнее всего на свете: необыкновенней летних зорь, морских рассветов, быстро летящего облака, окрашенного первыми лучами солнца Только одинокому человеку нельзя понять смысла и цели своего существования. Необыкновенным он становится, когда приникает к общности людей и через них к природе и миру.
О многом, очень многом надо было мне подумать и многое разглядеть, прежде чем прийти к такой мысли. И мысль эта пришла потом, чуть позже. А пока что я наблюдал, как Джураев оборудовал окоп. Замурзанный и раскрасневшийся, он стоял на коленях и прикрывал зелеными ветками дымящуюся паром горку мокрой земли. Прищур узких глаз придавал его лицу мудрую задумчивость, а губы готовы были в любое мгновение распуститься в улыбке.
Пожалуйста, окоп твоя готов! засиял Джураев. Занимай свое место!
На меня вдруг нахлынуло чувство еще не осознанной близости к этому совсем незнакомому парню, а вместе с ними чувство стыда Я торопливо вонзил лопату в стенку окопа, но сержант остановил меня: