Мальчики присели кто где. Да, ничто не вознаградило их за труды: о кладе они знали сегодня не больше, чем в тот день, когда приступили к раскопкам. Неловкое молчание затягивалось.
Федя поймал на себе сочувственный взгляд Василида и спросил с неестественным воодушевлением:
Ну, когда дальше будем копать?
Аджин, растянувшийся в блаженной позе на куче тряпья, взглянул на Федю снисходительно, как на больного.
Что-нибудь другое спроси, душа моей души. Я не дурак, чтобы еще из-за одного кувшина столько времени тратить.
Но у Феди еще теплилась надежда. Он указал на заваленный проход:
А вдруг каких-нибудь, два метра и отделяют нас от настоящего клада. Как ты думаешь, Василид?
Послушник смутился очень не хотелось огорчать друга.
Сейчас нет времени работать: отцу Георгию нездоровится, нельзя его оставлять.
Не огорчайся, дорогой, снова заговорил Аджин. Ты же не колдун, чтобы найти то, чего нет.
Федя закусил губу.
Ну, домой пойдем, сказал, поднимаясь, Аджин. За золотом после с ишаком придем.
В молчании они подобрали инструменты, загасили свечи и поднялись наверх. Федя шел последним.
За то время, что они провели в подземелье, вокруг все изменилось. Горы затянуло зловещей сизой мглой. В небе время от времени погромыхивало. С севера тянуло холодным ветерком.
Дождь будет, сообщил Василид, надо поторапливаться.
Аджин, усмехнувшись, отозвался:
Сейчас такое, дорогой, будет, что никуда торопиться не надо.
Словно в подтверждение его слов, на мгновение тусклый зеленоватый свет озарил все вокруг и страшный удар грома, обрушившийся с небес, заставил ребят пригнуться.
Господи, Илья Пророк! вскрикнул Василид. Он упал на колени. Федя с Аджином втянули головы в плечи.
Налетел холодный ветер. Он хлестнул по деревьям и, сорвав с них последние листья, засвистел среди ветвей. Тучи, одна чернее другой, бурлили в небе и почти касались вершины Святой горы. Мрак сгустился еще больше, его то и дело прорезали вспышки, вслед за ними оглушительно взрывался гром. На глазах у мальчиков молния ударила в склон соседней горы, и стоявшее на нем одинокое дерево разом вспыхнуло.
Еще минуту спустя полил дождь. Его потоки все уплотнялись и наконец слились в сплошную стену от земли до неба. Мальчики стояли под каменным навесом, но ветер, метавшийся среди развалин, то и дело швырял в них щедрые брызги. Рясу послушника вздувало выше головы.
Бежим в подвал! вскричал Аджин. Даром мы, что ли, его откопали! Он бросился к лестнице, за ним Федя и Василид.
В подвале теперь было куда теплее и тише, чем наверху.
Здесь нас никакой Афы не достанет, сказал Аджин. Друзья сняли верхнюю одежду и развесили ее по стенам сушить. Возбуждение, вызванное неистовой бурей, подняло у всех настроение. Снова засветили оставленную свечу.
Давайте мед есть! воскликнул Аджин. Не дожидаясь согласия ребят, он бросился вверх по лестнице и, спустя немного, принес в котелке дождевой воды и очищенную от коры палку. Палку он разломил на три части и две протянул друзьям.
Это вам вместо ложек.
Сам он опустил палку в кувшин и накрутил на нее густую тягучую массу.
Отравишься еще предупредил Федя, ведь сколько лет стоит.
Аджин отмахнулся. Он откусил с палки мед и отхлебнул воды из котелка.
Хорошо! поцокав языком, сообщил он.
Федя и Василид, хоть и с опаской, последовали его примеру, а попробовав, уже не могли оторваться.
Ешьте! подбадривал Аджин, здесь на неделю хватит.
Тепло-то какое от меда в животе, улыбаясь, сказал Василид. Федю еще не оставляли сомнения.
Странно: с чего бы это хозяева столько меда бросили?
Дураки были, снисходительно отозвался Аджин. Предположение Василида было рассудительнее:
Вход камнями завалило, вот и остался кувшин меда несъеденным.
Пиршество друзей продолжалось. Блаженная теплота разливалась по их телам.
Вдруг они поняли, что страшно симпатичны друг другу. Василид то и дело беспричинно смеялся и был разговорчив, как никогда. У Феди отлегло от сердца, улетучились переживания, связанные с Асидой; Аджин был горд тем, что сумел ублажить друзей. Разговор стал оживленным. Говорили все сразу, почти не слушая друг друга.
Пойду еще воды принесу, сказал Аджин и вскочил на ноги. Но его качнуло так, что он сел, где стоял, и превесело рассмеялся. Глядя на него, расхохотались и Федя с Василидом.
Сиди уж, сказал Федя.
Они не замечали, как замедлились движения их рук, а языки отказывались служить. Они потешались друг над другом, когда кто-нибудь не мог выговорить слово. У Василида перед глазами разливался радужный свет, в котором вспыхивали лучистые звездочки. И когда блаженство в душе достигло предела, он ощутил на лице легкие дуновения: то, мягко трепеща крыльями, слетали к нему с небес херувимы. Он что-то пролепетал, свесил голову на грудь и замер.
Смотри-ка, спит, сказал Федя и хотел указать на послушника, но рука ему не повиновалась. В смехе он запрокинул голову и откинулся к стене, да так и забылся в этой позе. Во сне он увидел плывущий по морю корабль. Низкий, но с одинаково высоко поднятыми над водой носом и кормой, под треугольным оранжевым парусом, корабль рассекал отливающие изумрудом волны. Под парусом стоял он, Федя, в медном шлеме, похожем на те, что носят пожарные, в малиновом плаще, с коротким мечом у бедра. Он вглядывался в приближающийся берег, туда, где за пенистой кромкой прибоя начинался узнаваемый и в то же время непривычный пейзаж. Знакомыми были изгиб бухты, силуэт Святой горы, бегущая к морю Монашка. Но ни города, ни монастыря, ни людей не было и в помине. Он будет первым, кто взойдет на этот берег Колхиды и где-то там, среди гор, отыщет сверкающее крутыми завитками Золотое руно.