А еще он решил изучать местный язык и обычаи, чтобы не попадать больше впросак. Это решение его сразу успокоило, и Федя уплыл в сон, когда небо в окне уже побледнело.
Глава VI, повествующая о многозначительном разговоре в обители, о находке Василида и сюрпризе настоятеля
Внешне жизнь монастыря шла своим чередом. Изо дня в день над горами, над морем гудели колокола, сзывая иноков на молитвы и послушания. И никто не предполагал, что под покровом повседневных будней притаилась буря.
Происшедшее пока меньше всего задело Василида. В тот день он, сидя в келейной, слышал весь разговор игумена и казначея с председателем, но мало что понял из него. Расстались они с миром, значит, и думать не о чем. Правда, вслед за тем отец Георгий занедужил, но такое случалось и прежде. У постели игумена дежурил брат милосердия, и Василид был относительно свободен.
Часы и дни тянулись однообразно, и Василид ниоткуда не ждал перемен. Но, сам того не ведая, он уже вступал в круговорот событий, в которых ему предстояло сыграть не последнюю роль.
Как-то утром в начале ноября, когда игумен несколько оправился от болезни, Василид явился на звон его колокольчика. Он давно уже изучил все оттенки настроения своего покровителя и теперь видел, что игумен проявляет признаки нервозности и беспокойства. Настоятель приказал ему тот же час разыскать и привести отца казначея.
Василид с неудовольствием принял это поручение. При виде Евлогия он ощущал неприятное чувство, особенно в тех случаях, когда взгляд казначея останавливался на нем. Наградит же господь такими глазами!
Повстречавшийся инок сказал, что видел отца казначея на втором этаже монастырской гостиницы. Василид направился туда. И верно: за дверью в конце коридора он услышал голос Евлогия. Василид постучал; Евлогий вышел.
Чего тебе? Взгляд его был подозрительным: очевидно, он подумал, что Василид, перед тем как постучать, подслушивал у двери.
Святой отец, вас к себе владыко требует.
Несмотря на то, что дверь из номера открылась лишь на миг, оттуда пахнуло табачным дымом. Курение в пределах монастыря строжайше пресекалось, и снисходительность казначея вызывала удивление. Странно, что в номере еще кто-то был в этот утренний час гостиница обычно пустовала. Пользуясь прохладой, благочестивые постояльцы проводили время в прогулках по окрестностям, разглядывая руины древних христианских памятников или совершая подъем на Святую гору.
Раздумывая над этим, Василид шел за Евлогием, но перед дверью в игуменские покои монах остановил его:
Стой здесь и никого не впускай, пока я не выйду. Понял? Здесь стой! Он посмотрел на мальчика долгим взглядом.
«Ишь ты, сердито подумал Василид, в свою келейную и зайти не смей»
Спустя минуту негодование сменилось у него простым любопытством. Что-то в поведении и настоятеля и казначея настораживало. Страх перед гневом Евлогия сдерживал послушника, но, в конце концов, он не удержался и с бьющимся сердцем проскользнул в келейную. Через маленькое окошко в двери Василид мог слышать, а если подняться на цыпочки, то и видеть все, что происходило в приемной игумена.
Отец Георгий сидел во главе стола, казначей прохаживался из угла в угол. Разговор шел о будничных монастырских делах, но вдруг, после паузы, отец Георгий сказал:
Давай теперь подумаем, как быть с лептой для голодающих.
Евлогий остановился:
Владыко, разве мы не решили этот вопрос в день визита к нам председателя?
Ты понимаешь, что такие вопросы решаются без посторонних. Если помнишь, в конце беседы я некоторым образом обнадежил его. Давай же, призвав на помощь всевышнего, прикинем, что можем отдать без большого ущерба.
Казначей развел руками:
Премного удивляюсь вашим словам, отец настоятель: все наши духовные отцы уже обращались с амвона к прихожанам с призывом жертвовать на голодных. Доход от тарелочного сбора отныне будет сдаваться властям. Разве мало этого?
А много ли? Народ оскудел, деньги обесценились К таким грошам стыдно даже сопроводительное письмо писать. Надо и голодным помочь, и новую власть упестовать.
Это вы называете властью? Власть антихристов, богоотступников, церкви разрушителей Нам ли ей способствовать?
Отец Георгий насупился, но ответил примирительно:
Не будем в политику вдаваться. Какая бы власть ни была, мы не можем допустить, чтобы народ христианский с голоду умирал. Одной молитвою не поможешь, нужны и добрые дела. Часть золотых и серебряных вещей из храмов можем пожертвовать.
Бездонную кадку водой не наполнишь, хватит того, что даем. Не всех едино бог карает кому суждено, и так выживет.
Странное толкуешь. Если тебя послушать, выйдет, что голод дело рук господних.
Все в мире творится его судом И без того обитель нашу разорили, им же еще и помогай
Не преувеличивай, брат, не так уж худо живем. Наша обитель что остров среди моря бедности людской.
Тусклые глаза Евлогия наливались злобным огнем, голос утратил почтительность.
Уж не прикажете ли акафисты петь большевикам? Я, как казначей, патриаршей воли нарушить не могу. И вам премного удивляюсь,
что против него идти призываете.