Остап о чем-то пошептался с Варей, хитро улыбнулся и спросил:
А що, хлопец да дивчина, нравится вам у меня?
Еще бы не понравилось! воскликнула Глаша.
До того хорошо, даже невозможно! подхватил Павка.
Остап еще пошептался с Варей и вдруг спросил:
А що б вы казали, если б я забрал к себе вас обоих?
Павке и Глаше показалось, что Остап шутит. Жить словно на настоящем
корабле! Рядом с дядей Остапом, знающим столько разных историй!
Ой, да это ж не может быть! не поверил Павка.
Остап покрутил свой ус и сказал:
Довожу до сведения: дисциплинка у меня суровая. Драться, ругаться, цапаться в кубрике ни-ни! Лица, руки мыть дочиста, щоб блестели, воды не бояться, грязь смывать оттирать. Палубу, трапы драить, по дудке обидать полдничать, по дудке спать лягать, койки прибирать. Все ясно?
Все! воскликнул Павка. Он был в восторге от речи дяди Остапа.
Зачисляю в команду, отрезал Остап. Садись обидать.
Ребята сели за стол. За окном заалел закат.
Что ж, дочка, сказал Остап, разливая суп, выходит, что и старый дид пригодился?
Пригодился, батько! воскликнула Варя и стала что-то шептать Остапу.
Павка за обе щеки уплетал вкусный рыбный суп. Глаша от него не отставала. Павка смотрел на картины, развешанные на степе, и все хотел спросить у Остапа, кто же это усатый дядько.
Эх, если б был жив мой Илюша! вдруг вырвалось у Вари.
Ничего, дочка, обнял Остап за плечи Варю, отольются им слезы, придет время...
Он встал и пошел к окну. Тук-тук, тук-тук стучала по полу его деревяжка.
Дядя Остап! спросил Пазка, показывая на портрет. А что это за усатый дядько?
Тарас Бульба, сказал Остап. Купил на барахолке.
А кто такой Тарас Бульба?
Тук-тук! стукнула деревяжка. Остап повернулся и взглянул на Павку.
Тараса не знаешь?
Не знаю, ответил Павка. А он что пират?
Дурень ты, дурень, с сожалением сказал Остап. Только и знаешь, что своих пиратов. Да знаешь ли ты, хлопец, что и моего батьку звали в честь Тараса Бульбы Тарасом, а меня в честь Тарасова сына нарекли Остапом?
Не слыхал, сказал Павка.
Про Тараса Бульбу, написал Николай Васильевич Гоголь, сказал Остап.
Тук-тук, тук-тук застучала Остапова деревяжка, и он подошел к шкафу. Он открыл шкаф и достал какую-то брошюрку. Павка разглядел, что на обложке нарисован такой же усатый, как на картинке, дядько в барашковой шапке.
А мне почитаете? спросила Глаша.
И тебе. Вот пообидаем и почитаю. Грешно не знать Николая Васильевича Гоголя и не слыхать про Тараса Бульбу.
Когда они отобедали и Глаша прибрала со стола, Остап принес лампу, поставил на стол, зажег, расправил усы и принялся читать:
«А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники?»
Читал Остап хорошо, с чувством, иногда останавливался и поглядывал на Павку и Глашу. Ребята слушали внимательно.
Остап читал про Запорожскую Сечь, про храбрых казаков, которые дрались с поляками за русскую землю. Глаша оперлась подбородком на руки и, широко раскрыв синие глаза, слушала не отрываясь. Павка, когда Остап останавливался, подгонял:
Читай, дядя Остап, читай!
А дядя Остап продолжал читать:
«А что, паны», сказал Тарас, перекликнувшись с куренными: «есть еще порох в пороховницах? не ослабела ли козацкая сила? не гнутся ли козаки?»
«Есть еще, батько, порох в пороховницах. Не ослабела еще козацкая сила; еще не гнутся козаки!»
«И наперли сильно козаки: совсем смешали все ряды. Низкорослый полковник ударил сбор и велел выкинуть восемь малеванных знамен, чтобы собрать своих, рассыпавшихся далеко по всему полю. Все бежали ляхи к знаменам; но не успели они еще выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайновцами в середину и напал прямо на толстопузого полковника. Не выдержал полковник и, поворотив коня, пустился вскачь; а Кукубенко далеко гнал его через все поле, не дав ему соединиться с полком. Завидев то с бокового куреня, Степан Гуска пустился ему навпереймы с арканом в руке, всю пригнувши голову к лошадиной шее, и, улучив время, с одного раза накинул аркан ему на шею. Весь побагровел полковник, ухватясь за веревку обеими руками и силясь разорвать ее; но уже дюжий размах вогнал ему в живот гибельную пику».
Да, это почище Сюркуфа, одобрил Павка. Подумав, добавил: А только когда я вырасту, я в конницу не пойду. Я кораблем стану командовать.
Опять, Павка, захвастался! сказала Глаша. Не видать тебе корабля как своих ушей.
Ах, ты так? обиделся Павка и вскочил с лавки. Вот лопни мои глаза, провались я на этом месте, если я на корабль не попаду!
Нет, видно, никогда не отучишь эту девчонку дразниться!
Полно вам ссориться, сказала Варя.
Обещание давали? Давали! услышал Павка спокойный и добрый голос Остапа.
Ребята сразу притихли.
Но Остап уже говорил о другом:
Ты, Павка, газетами торгуешь?
Торговал, сказал Павка. А больше торговать не на что. Солдат деньги отобрал, и Сюркуф мой пропал в залоге. Шесть выпусков, грустно сказал Павка.
Ну, этому делу легко помочь, сказал Остап и поближе подошел к койке. Он вынул из-под тюфяка газету и протянул Павке:
А ну-ка, почитай, хлопец.
Эта газета была совсем не похожа на те, которые продавал Павка.