И теперь я должен ее узнать. Ведь рисковать парнями, рисковать Шамабадом только потому, что кто-то решил пойти по легкому пути такой ценой, я не могу. И не стану.
Ну ничего. У меня был план, как можно привлечь внимание Лазарева и Вакулина. Как получить рычаг давления против них.
Ну, хорошо, узнали мы, как они работают, сказал Матузный, ничего хорошего. Ослабление по всему участку. А теперь что? Как работать будем? Какая у тебя идея, Саша, и зачем мы время тянули?
Идея простая, пожал я плечами. Дискредитация.
Малюга с Нарывом и Алимом изобразили удивление. Переглянулись. Вася сидел напротив меня с каменным лицом.
Дискредитация? спросил Нарыв. Это как?
Смотрите, начал я, завтра в четыре утра мне в дозор, на правый фланг. Идем вдвоем с Петренко. В тех местах брод. Пярдж можно перейти совсем легко. План такой мы с Петренко организуем ложную сработку. Стрельбой и ракетой имитируем нападение на наряд.
Все слушали внимательно. Только Малюга с Матузным переглянулись.
Дальше бой и ранение. Все будет выглядеть так, будто на наряд напали душманы. Наряд принял бой, но один из бойцов потерял боеспособность.
Значит Нарыв нахмурился, ты хочешь таким образом сделать вид что
Что методы, которыми работает Лазарев, опасны и неэффективны. Что он непонятно по какой причине ослабил наряды на границе, тем самым усилив риск нападения со стороны духов.
Если все получится, Матузный разулыбался, будет скандал! Начальник заставы ослабил охрану, и тут на тебе! Сразу весь отряд на ушах будет!
Да, я кивнул. Мы привлечем к себе внимание. А потом
Глянув на Нарыва, я продолжил:
А потом уже можно и коллективную жалобу на него подать. Подать всем личным составом. Тут уж в отряде никто не отвертится. Придется принимать меры.
Гениально Матузный аж расцвел.
Я строго глянул на Уткина. Тот вспохватился.
А А что ты говорил про ранение? спросил он.
Ранение должно быть настоящим, улыбнулся я, и убедительным. Возможно, даже тяжелым.
Самострел? нахмурился Матузный.
Если Артем не согласится стрелять, то да, кивнул я. Придется мне себя подстреливать.
Все, кроме Уткина и Матузного, нахмурились. Последний просто сиял от какого-то странного возбуждения.
У меня после операции с каскадовцами осталось три трофейных патрона. От китайских Тип 56, что с наших АК слизаны. Кустарного производства. И пулю, и гильзу на экспертизе от советской легко отличат.
Вроде как душманы, покивал Матузный.
Верно, я притворно вздохнул, братцы. Я почему вас собрал? Когда все проверну из строя меня выбьет на некоторое время. А вы самые надежные парни для меня. Только вам я могу доверить дальше всю эту ситуацию развивать. Именно на ваши плечи упадет ответственность за то, снимут наше новое начальство или нет.
Все пограничники молчали. Все, кроме Матузного. Тот поторопился ответить:
Справимся, Саша. Можешь на нас рассчитывать.
Я знаю, улыбнулся я, заглянув Матузному в глаза. И последнее, пока что о нашей задумке никому. Ясно? Мы могила.
Ясно! кивнул Матузный решительно.
Ну, ясно, промычал Уткин.
Ясно. А куда ж деваться? вздохнул Нарыв.
Малюга промолчал. Только кивнул.
Ну и хорошо, сказал я с улыбкой. Ну лады. Пойдемте. Тебе ж, Слава, скоро в наряд?
Через двадцать минут, сказал Нарыв.
Пограничники по одному, по двое принялись выходить из сушилки. Мы с Уткиным остались вдвоем, последними.
Ну, пойдем теперь мы, сказал я с улыбкой, Черепанов теперь за нас. Гонять не будет за сборище. Но если Вакулин или Ковалев увидят будут вопросы.
Пойдем, вздохнул Вася.
Когда мы отправились на выход, Вася, шедший за моей спиной, вдруг окликнул меня:
Саш?
М-м-м? я обернулся.
Думаешь Получится?
Получится, Вася. Обязательно получится.
Ночью я проснулся от того, что в коридоре, тянувшемся между нашими комнатками, зажегся свет. Затем в нем раздались звуки тяжелых офицерских шагов.
Когда суровые тени появились в проеме комнатки, то свет зажегся и у нас.
Остальные пограничники, кто жил здесь вместе со мной, сонно завертелись, закряхтели. Кто-то принялся разлеплять глаза.
Старший сержант Селихов, сказал Лазарев на удивление холодным голосом, которого раньше за ним не замечалось. Встать.
Я уставился в проем. Их было пятеро. Лазарев стоял первым. По правое и левое плечо у него застыли Вакулин и совершенно растерянный Ковалев. А за ними, уже в коридоре, я смог разглядеть лица Соколова и Барсукова.
Я сказал, встать, повторил Лазарев почти безэмоционально.
От его голоса аж повскакивали остальные пограничники. Матузный зашевелился, поднялся на своей кровати. Подорвался и Гамгадзе. Солодов принялся сонно тереть глаза.
Я медленно стянул с себя одеяло. Нарочито неторопливо встал и даже не стал принимать стойку «смирно». Только заглянул в глаза Лазареву.
Тот приблизился.
Значит, решили устроить провокацию на границе, да, Селихов? сказал он сурово, глядя мне в глаза.
Взгляд Лазарева изменился. Казалось, будто на меня смотрел другой человек. В глазах его не было больше злобы. Только усталая раздраженность.
Это меня не удивило.
Чего молчите? спросил он.
А чего мне говорить?
Лазарев нахмурился. Подался ко мне и проговорил тихо: