Если бы подобное случилось при Таране, уже через пять минут он, в компании Черепанова, пендалями выгонял бы погранцов вон из подвала. А потом устроил бы нам какой-нибудь марш-бросок в «условиях химической опасности».
Да только Лазарев ничего подобного не делал. Даже не предпринимал. И чуйка подсказывала мне это было нарочно.
С утра, за день службы, я много думал обо всей этой ситуации. Сопоставлял все, что узнал.
И что же мы имели?
Два непонятных офицера без документов. Как потом говорил Таран, они «поторопились» осмотреть участок и поперлись на границу без разрешений начальника. Да еще они, эти офицеры, под определенным покровительством начальства отряда, раз уж их приказано было отпустить.
Далее постановка обоих на важные должности на заставе. Затем провокация нового начальника, повлекшая за собой, по сути, раскол между личным составом и офицерами. А теперь еще и ослабление заставы посредством отзыва усиления.
В эту же «кашу» приплетаем еще и «странных сержантов», держащихся особняком. Да и, если вспомнить, у них с офицерами нормальные отношения.
Собрав все это в кучу, приправив намеками самого Тарана, я решил Шамабад стал центром какой-то странной деятельности. Деятельности намеренной и, на первый взгляд, совершенно вредной.
«Все, что не делается, все во благо» этот смысл слов Тарана не покидал моей головы. Всегда держал я в уме те его слова.
А еще тот странный набор терминов, что он мне выдал: ловушка, Шамабад, компас, камень, призрак, пересмешник.
Тут мне все было очевидно то что происходит, как-то связано с Призраками Пянджа и пересмешником. Вот только методы Методы вызывали вопросы.
А ты что по этому поводу думаешь, а, Саша? спросил меня Уткин, когда мы подошли к дверям сушилки.
Его низковатый басок вырвал меня из размышлений. Я обернулся.
А что тут думать? Сейчас и посмотрим.
С этими словами я постучал в дверь сушилки.
Некоторое время ответа никакого не следовало. Потом суровый низкий голос, принадлежавший, по всей видимости, одному из наших радистов Максу Мухину, спросил:
Кто?
Ясень три, ответил я нехитрым отзывом.
Потом за дверью снова повисла тишина. Щелкнула щеколда. Дверь приоткрылась, и в проеме и правда появилось суровое лицо Мухина.
А, Сашка? А мы вас ждали. Кто там с тобой? Уткин. Так. Понятно. Ну проходите.
Мухин распахнул дверь. Уставился на лестницу, чтобы посмотреть, нет ли за нами «хвоста».
Ну точно, шпионский триллер какой-то, не иначе
Когда мы вошли, в сушилку уже набилось не меньше пятнадцати человек. Все они были молчаливыми и сосредоточенными. Почти все курили, и от этого под потолком сушилки висело дымное марево. Тяга вытяжки уже не справлялась.
Впрочем, когда парни увидели, что мы «свои», то стали потихоньку возобновлять свой спор. В сушилке поднялся галдеж.
Никого больше не будет? спросил тем временем Мухин.
Да не. Я больше никому и не говорил, отозвался Матузный, сидевший в уголке.
Парни расселись по низким лавкам у стен и будто бы разделились на три лагеря. В первом оказались Матузный, младший сержант Гамгадзе, тоже радист, ефрейтор Умурзаков, ну и сержант Мухин тоже к ним подсел. Эта пятерка расселась справа.
Слева сидели четверо: Нарыв, Солодов, Алим Канджиев и Костя Филимонов. Последний был сержантом и встал на мою прошлую должность должность старшего вожатого служебных собак.
И эти две группки снова возобновили свой спор.
А вот третья, наиболее многочисленная, просто слушала их. Слушала молча и не перебивала.
Я быстро смекнул, что тут происходит. Среди пограничников выделились две группы с разными убеждениями относительно происходящего и того, как стоит действовать.
Я говорю, нужно подляны! Подляны нужно! говорил Матузный мерзковатым тоном. Так и сживем с заставы эту падлу!
Какие подляны, акстись возражал ему Нарыв. Если уж противодействовать, то по закону! Нужно по линии политотдела идти. Написать жалобу, чтоб все как надо!
Да слить бензин с Шишиги, пускай побегает, поищет, рассмеялся Умурзаков.
Ну, почти половина всего личного состава, улыбнулся я, пока остальные спорили, неплохо.
К нам потихоньку новые люди приходят, похвастался Мухин. Вот сегодня вы вдвоем пришли. Завтра, видать, еще кого
притащим. Настроения у парней однозначные. Ну и мы не торопимся всех сразу вовлекать. Ну, чтоб Лазарев быстро нас не раскусил.
«Кажется мне, он уже о вас догадывается, подумал я, да только с нами играет».
Ну, падайте, где место найдете, сказал Мухин, а потом пошел к правой лавке, пихнул в плечо Умурзакова.
Тот подвинулся. Дал Мухину место сесть.
Мы с Уткиным потеснили парней. Уселись, куда пришлось. Я принялся и дальше слушать спор.
Он, тем временем, становился все ожесточеннее, а голоса погранцов громче.
Жалобы ваши ничего не дадут, Слава Генацвале, покачал головой Гамгадзе, ты что, не знаешь, как это бывает?
Ну и как же? на выручку Нарыву пришел Костя Филимонов.
Долго, Костя, долго! ответил ему Гамгадзе.
Вот, они так уже битый час, шепнул мне Малюга, который явно не стремился вовлекаться в весь этот спор.
О чем спорят-то? потянулся к нему Уткин.
Да о чем Малюга вздохнул. Одни хотят саботировать приказы Лазарева. Другие пойти по официальной линии, жалобы на него писать.