сверху списали на конструкторские просчёты твоей команды. И теперь кто-то решил уничтожить даже намёки на правду?
На этот отец смотрел на меня дольше, будто пытался что-то разглядеть в моих глазах. Затем он повернулся к окну, где снег застилал двор густой пеленой.
Инженеры не боги, Серёжа, вдруг заговорил он. Мы вычисляем риски, но решение всегда за теми, у кого погоны на плечах. Он сжал край кровати так, что побелели костяшки. Когда я порекомендовал перенести пуск, мне сказали: «Ракета должна взлететь». И на этом разговор был окончен.
Теперь цепь замыкалась: его записи могли доказать, что аварию предвидели, но проигнорировали. Значит, те самые «документы» вовсе не технические отчёты, а доказательства чьей-то карьерной трусости или намеренного вредительства.
Отец хотел сказать что-то ещё, но в дверь постучала медсестра с лекарствами и нам пришлось прервать нашу беседу десять минут вышли. На прощанье отец крепко сжал мою руку и проговорил:
Береги там себя и смотри в оба. Чую, неудача этих грабителей не единственный инцидент, связанный с этими документами. А ты успел увязнуть в этом деле и стать помехой на пути у тех, кто всё это затеял.
Обязательно, отец, сказал я и покинул палату.
Протяжный гудок выдернул меня из воспоминаний. Поезд тронулся и я снова расслабился. Сейчас я сижу в поезде Москва-Волгоград, до конечной станции осталось меньше десяти часов, а значит, совсем скоро я стану курсантом Качи не только на бумаге, но и на практике.
Глава 13
На всякий случай решил уточнить у дежурного по вокзалу нет ли транспорта, который довезёт меня до Качи. Мужчина, с усами как у Сталина, пожевал нижнюю губу и ответил:
Вон тот грузовик видишь? он махнул в сторону грузовика с потёртыми бортами. Везёт продукты в Качу. Если договоришься, может, подкинут.
Поблагодарив дежурного, я пошёл к грузовику, рядом с которым суетились грузчики, закидывая внутрь мешки с мукой.
Когда я подошёл, водитель, затягиваясь папиросой, прищурился.
Утро доброе, товарищ шофёр, поздоровался я, в Качу подбросите?
Он выдохнул дым колечком, оглядел мою одежду и чемодан.
Видали и добрее, усмехнулся он и пожал мне руку. А тебе зачем в Качу-то? У них приём сейчас уже не ведётся.
А я не на приём, товарищ шофёр. Я курсант.
Качинский курсант, говоришь? А чего не в автобусе?
Так автобусы не ходят ещё, а мне к шести на КПП. Я кивнул на мешки с мукой. Вам всё равно в ту сторону. Подбросите сэкономите время на разгрузке. Помогу вам в счёт оплаты за проезд.
Шофёр фыркнул, стряхивая пепел с рукава:
Мешки небось в жизни не таскал. Спину надорвёшь, а мне отвечать потом за это.
Не надорву, серьёзно ответил я.
Шофёр замер, потом резко дёрнул головой к кабине:
Ладно, запрыгивай. Только мешки не трожь. Я сам их рассовал, сам и выгружу.
Не трону, пожал плечами я и забросил чемодан в кузов. А как звать вас? Не говорить же всё время «товарищ шофёр».
Степанычем зови, он сел в кабину и завёл мотор.
Рад знакомству, Степаныч. Я Сергей Громов.
Мы молча тронулись с места. Спустя минут пять я поймал его взгляд, в котором читался вопрос.
Спрашивайте, Степаныч.
Ты, курсант, либо умнее, чем кажешься, либо удачливый. Не помню, чтобы в Качу зачисляли посередь года. А я давно уже катаюсь туда многих знаю, многие знают меня.
Обычно первое помогает со вторым, ответил я, глядя, как вокзал растворяется в серой утренней дымке.
Степаныч хрипло засмеялся:
Ну, посмотрим, как ты там, в Каче, заговоришь. Там сурово всё, не забалуешь.
А я не в пионерский лагерь еду, Степаныч. Я учиться еду.
Это правильно, кивнул Степаныч. Молодец.
Пока грузовик набирал скорость, я наблюдал, как первые лучи солнца начали окрашивать небо в нежные розовые тона. Степь раскинулась по обе стороны дороги, изредка прерываясь небольшими рощицами и хуторами. Асфальт был неровным, машина тряслась на выбоинах, но я не обращал на это внимания, погруженный в свои мысли.
А ты откуда родом-то? спросил Степаныч, прикуривая новую папиросу.
Из Москвы, ответил я, глядя на пробегающий за окном пейзаж.
О-о, столица! оживился водитель. Я сам с Рязанской области. У нас там тоже аэродром есть, правда, не такой, как здесь.
Дорога
постепенно забирала вверх, и вскоре впереди показались очертания авиагородка городка. Серые здания казарм, учебные корпуса, взлетно-посадочная полоса всё это раскинулось на обширной территории.
Видал, как построили? с гордостью в голосе сказал Степаныч. Это тебе не хухры-мухры. Тут и штаб, и учебный корпус, и казармы. А вон там, он махнул рукой в сторону, аэродром. Там наши орлы небо бороздят.
Я смотрел на всё это великолепие и вспоминал каким видел этот городок в последний раз. Точнее, то, что от него осталось руины. Печальное было зрелище. Хотя вот эта водонапорная башня и в будущем будет встречать гостей, как и сейчас.
А знаешь, продолжил Степаныч, здесь, почитай, вся история авиации. Вон там, где сейчас аэродром, раньше поле было. А эти казармы Их после войны построили.
В памяти всплывали картины из будущего: как я стоял на этом самом плацу, только он весь порос травой, кустами.
А что за башня вон там? спросил я, указывая на водонопорную башню.