Вот вам, пионеры, стройматериал! донёсся до моих ушей хрипловатый смех дворника.
Дети визжали, катая комья. Один мальчуган в шапке-ушанке с оторванным ухом пытался водрузить на снеговика жестяную звезду видимо, отслужившую свой срок на какой-то ёлке. Я улыбнулся, вспомнив, как сам в детстве клеил из фольги «спутники» для таких же забав.
Чайник зашипел, выдыхая струйку пара. Я отвлёкся от наблюдения за игрой детворы и пошёл снимать чайник. Когда заваривал чай, услышал звук открываемой двери, а затем и смех матери.
Я вышел в коридор и увидел мать, сбрасывающую снег с воротника. За ней, кряхтя, в квартиру втиснулся отец с разлапистой ёлкой, которая зацепилась ветками за косяк.
Серёженька! Заметила меня мать. Папа приехал! мать смахнула с его плеча хвою, сияя, как начищенный пятак.
Привет, сын, поздоровался отец, справившись, наконец, со строптивым деревом.
Привет, кивнул я.
Смотри какая красавица! мать прижала ладонь к груди, поправляя ветку. Правда?
Ёлка, чуть кривая, но пушистая, и в самом деле была красивой и пахла одуряюще. Детством.
Правда, сказал я, разглядывая знакомые игрушки в коробке, которую я заметил
в коридоре только сейчас: картонных космонавтов, ватных Дедов Морозов с валенками из фольги и другие.
Ёлку втащили в комнату верхушкой вперёд, оставляя на половиках иголки и смолистые потёки. Отец, кряхтя, упёр комель в жестяное ведро из-под побелки потрёпанное, с ржавыми подтёками по швам.
Держи, Серёжа, ровняй! он бросил мне верёвку, сам полез под батарею.
Я прижал коленом скользкий ствол, пока отец обматывал шпагат вокруг чугунных рёбер отопительной колонки. Ведро заполнили песком, оставшимся после ремонта.
Ещё левой веткой подтяни Так, стой! отец, красный от натуги, завязал морской узел.
Закончив с установкой ёлки, я отошёл в сторону, наблюдая за тем, как мать суетилась вокруг неё, поправляя ветви, будто приглаживая непослушные вихры ребёнку.
Мать упёрла руки в боки и критически оглядела результаты наших трудов. Кивнув своим мыслям (видимо, осталась довольна), она повернулась к нам с отцом и проговорила:
Мойте руки и идёмте ужинать.
За ужином мать неустанно рассказывала о работе, соседях и прочий незначительных мелочах.
А у нас на почте, представляешь, вчера целая история приключилась! она обмакнула хлеб в рассольник, оставляя на тарелке желтоватые разводы. Приходит бабулька из пятого подъезда, та, что в лиловом платочке Ну, ты её видел с палочкой, да? Протягивает мне телеграмму: «Дорогая мама, приезжаю на побывку. Ваш сын-герой». А подпись-то забыла! Мы с Марьей Петровной полчаса голову ломали чей это сын-то из нашего района служит
Отец хмыкнул, вылавливая из супа огурцовый кружок.
Оказалось, мать захлопала ресницами, довольная вниманием, это ей соседкин сын из Ростова шлёт! Тот самый, что в военкомате на карандаше у секретаря Ну, который с Люсей Крыловой крутил роман!
Она вдруг ахнула, хватая мужа за рукав:
Василий, ты ж не спросил про Нину-то Семёновну! Встретила её сегодня у гастронома вся в синяках! Говорит, лезла за банкой на верхнюю полку, да стремянка под ней сложилась. Я ей: «Ну зачем самой, дурная? Пусть Геннадий Иванович помогает!». А она: «Да он у меня на шабашке теплотрассу чинят».
Мать вздохнула, разламывая батон на три аккуратные части.
А у Лидочки из второго окна, голос её внезапно снизился до конспиративного шёпота, дочь-то из Киева приехала! Вся в этих она мотнула рукой у виска, изображая завитки, перманентах. Говорят, замуж за офицера-ракетчика собралась.
Она вдруг засмеялась, прикрыв рот ладонью, и потянулась за чашкой с чаем.
После праздников уезжаю, сказал я, воспользовавшись паузой в монологе матери. В Качу.
Мать замерла, прижав ладонь к груди и ошарашенно хлопнула глазами. Отец хмыкнул.
Как уезжаешь? спросила мать, подавшись ко мне на встречу. Ты же говорил, что осенью только
Наградили досрочным зачислением. За ту посадку в ноябре.
Мать прикрыла рот ладошкой, посмотрела на отца. Она хотела сказать что-то ещё, но в этот момент в дверь позвонили. Мы с отцом переглянулись и одновременно встали и вышли из кухни.
Кто там? спросил отец, когда мы подошли к входной двери.
Здравствуйте, Василий Игнатович, раздался из-за двери приглушённый взволнованный голос Вани. А Серёгу можно? Дело есть, серьёзное.
Отец обернулся ко мне, вопросительно вздёрнув бровь. Я пожал плечами и пошёл открывать дверь.
Глава 9
Привет, Ваня, сказал я, протягивая ему руку.
Здорово, Гром, ответил на рукопожатие он.
Ну, что там у тебя за дело? спросил я и вопросительно посмотрел на него.
Ваня замялся. Стоял, переминаясь с ноги на ногу, будто не понимал с чего начать разговор. Я вздохнул. Видимо, разговор не из лёгких будет.
Пойдём, отойдём подальше, кивнул я на лестницу.
Ваня, как мне показалось, облегчённо выдохнул, словно ему дали отсрочку на плахе. На площадке второго этажа я остановился у заиндевевшего окна, обернулся к Ване:
Рассказывай, что у тебя случилось.
Тут такое дело, Гром Не знаю с чего начать, сказал Ваня и принялся ходить туда-сюда.
Я прислонился плечом к холодной стене, наблюдая, как он наматывает круги по лестничной площадке.