Володя тыкал пальцем в газету: «Смотри, тут даже про Катю намёк! Преданный друг героя разделяет его устремления!».
Я хотел ответить, но тут меня позвали:
Серёжа, Катя вышла из ангара, зябко потирая руки. В её взгляде читалось то, о чём не напишет ни одна газета.
«Вот оно, настоящее интервью», подумал я, шагая ей навстречу.
Пройдёмся? спросил я, подходя к Кате вплотную. Она кивнула, не глядя на меня и мы пошли подальше от любопытных глаз.
Снег хрустел под сапогами, как сахарная крошка, когда мы отошли к дальнему ангару, где ржавел в бездействии старый По-2. Катя шла, засунув руки в карманы, подняв воротник так, что виднелись только глаза зелёные, как малахитовые льдинки, всплывающие из глубины зимней реки.
Мы миновали вереницу самолётов, на снегу их тени напоминали спящих птиц. Тишину резал только скрип снега под нашими ногами.
Когда? спросила Катя внезапно, остановившись у крыла учебного истребителя.
Этот вопрос был ожидаем, поэтому я не стал уточнять, о чём она спрашивает.
Скоро. После Нового года.
Катя наклонила голову, разглядывая мыс сапога. Снежинка зацепилась за её ресницу и я видел, как она дрожит, но не тает.
Серёжа она хотела что-то сказать, но не стала. Вместо этого тихонько выдохнула и закусила нижнюю губу.
Я шагнул вперёд и протянул руку к её подбородку. Приподнял осторожно двумя пальцами.
Посмотри на меня, сказал я, когда Катя попыталась отвернуться.
Она вздохнула, и пар от дыхания смешался в воздухе. Потом вдруг вцепилась в ремень моей шинели, прижалась лбом к груди.
Ты же знала, прошептал я, обнимая её и чувствуя, как дрожит её спина под ватной подкладкой.
Знала. Но не думала голос Кати звучал глухо, что будет так скоро.
Мы стояли, пока снег усилился. Катя отстранилась первой, вытирая ладонью щёку.
Я буду ждать.
Только заговорила она.
Я не дал договорить. Притянул к себе, целуя в уголок губ, где пряталась обветренная трещинка. Наши губы ещё пару мгновений сливались в тепле, пока из-за ангара не донёсся рокот. Старый гусеничный трактор, с прицепленным ковшом-отвалом, полз по дорожке, вздымая снежные вихри. Дизель рычал, как зверь, разгоняя тишину.
Катя отпрянула, поправляя сбившийся платок. Я прикрыл её от снежной пыли спиной, чувствуя, как она снова прячет лицо на моей груди.
Пойдём, сказал я, разглядев красный кончик её носа. Замёрзла поди.
Она фыркнула, шаря в кармане в поисках носового платка:
Ты сам как снеговик.
Мы шли обратно, обходя сугробы. У учебного корпуса Катя вдруг схватила меня за рукав:
Совсем забыла сказать, зачастила она. Тридцать первого Встретимся у ёлки в Парке Горького? Там Володя с ребятами будет. Звали с собой.
Я согласно кивнул, хоть и знал, что это значит: толчея у ледяных скульптур, гармонь под шампанское «Советское» и прочие атрибуты народных гуляний.
Последний учебный день выдался непривычно тихим. В ангарах, где обычно царили вечная суета и перекрикивания людей, теперь стояла тишина, нарушаемая только звуком моих шагов. Я медленно провёл рукой по фюзеляжу Як-18 той самой машине, на которой совершил первый плёт со Смирновым. Всего ничего прошло, а гляди ж ты прикипел к этому месту. Даже не ожидал от себя подобного. Попрощавшись с этим местом, я отправился к выходу, словно перелистывая страницу своей жизни.
Громов! окликнул меня Борисов, когда я уже выходил за ворота. Он догнал меня, запыхавшись, в расстёгнутой куртке и с красными от мороза щеками. Ты ж не попрощался со своим лучшим напарником!
Здорово, поприветствовал я его с улыбкой и мы, обнявшись, похлопали друг друга по спине.
Ты ж на остановку? спросил он, махнув рукой в сторону дороги.
Ага.
Ну тогда пойдём. Я тоже в ту сторону.
Мы шагали к остановке, болтая о всякой ерунде. Борисов болтал о планах на весну:
Весной я заканчиваю аэроклуб. После буду поступать. Возможно, он пихнул меня плечом, в Качу.
Было бы здорово, сказал я.
Я и правда так считал. Мне нравился этот парень. Да, поначалу у нас с ним отношения не заладились, но потом притёрлись, пережили некоторые не моменты, сплотились.
У остановки, где толпились рабочие с авиазавода в ожидании подъезжающего автобуса, мы остановились и я предложил:
Мы тридцать первого собираемся в парке Горького на ёлке. Придёшь к нам?
С баяном? он хитро прищурился.
Только если споешь частушки, хохотнул я.
Автобус подъехал и Борисов поспешил к нему.
Будут тебе частушки! Крикнул он, залезая в автобус, крича через захлопывающуюся дверь. Проводив взглядом своего напарника, я дождался свой трамвай и поехал домой.
Ключ щёлкнул в замке с привычным скрипом. В прихожей оказалось темно. Я зашёл в квартиру, включил свет.
Мам? крикнул я, сбрасывая сапоги на резиновый коврик. Тишина. Видимо, забежала к соседке обсудить новогодние заготовки. Она об этом сегодня с утра говорила.
Раздевшись, зашёл на кухню, поставил на плиту чайник. В своей комнате переоделся в домашнюю одежду и вернулся на кухню. Пока закипал чайник, я подошёл к окну и выглянул на улицу.
Через окно, затянутое морозным узором, виднелся двор: ребятня в ватниках лепила снеговика, а бородатый дворник Никифор, опершись на лопату, подгреба́л им снег поближе.