Уйди от греха, старик, пригрозил Алумов.
А мне бояться нечего, я свое прожил, хрипел Дронов. Вот ты, паршивец, бойся. Как же потом править нами будешь, если с убийства начинаешь?..
Алумов кусал губы. А толпа прибывала, шумела, требовала. Конвоиры пытались оттащить арестованных от родных, но безуспешно.
Бабы! Уйдите! Всех ар-рестую! кричал пристав Зеленцов.
К Алумову подскочил тощий офицер в надвинутой на глаза фуражке. Что-то зашептал, показывая на толпу. Алумов недовольно морщился, но офицер упрямо бубнил свое.
И меньшевик пошел на попятную.
Граждане! обратился он к толпе. Обещаю вам, что большевики будут осуждены по закону, по справедливости. Мы сейчас же отправим их в штаб Северной Добровольческой армии. Во избежание кровопролития прошу разойтись.
Арестованных опять вывели на набережную. Как ни пугал Зеленцов, родственники и рабочие из мастерских проводили их до причала.
Когда рабочие по трапу проходили на катер, Алумов негромко сказал:
Не радуйтесь, там все равно шлепнут
Прежде чем спуститься вниз, Тихон обернулся. На берегу, рядом с его матерью и сестрой, синела рубаха Сережки Колпина. Догадался Тихон это он привел людей, спас их сегодня от смерти. Но не знал, что видит товарища в последний раз.
И никто из арестованных не знал, какое испытание ждет их на том берегу, что происходит в городе
Отпор
Но не учли они главного что поднимутся против них рабочие окраины. И план, над которым мудрили выпускники академии генерального штаба, начал трещать по швам.
Первый удар мятежники получили на Всполье.
Вторая неудача выпала им на ткацкой фабрике. В три часа ночи дежурный телефонной станции сообщил в штаб Железного отряда, разместившийся в бане, что связь с городом прервана.
Насторожились красногвардейцы. И тут рассыпались выстрелы у станции Всполье. Оттуда в штаб позвонил военком Громов:
Офицеры центр города захватили. Рыпнулись было сюда отшили. Поднимайте рабочих в ружье!..
Но ткачи, не ожидая приказов, стали собираться сами. Создали Чрезвычайный штаб, начальником выбрали товарища Павла.
Что мы имеем? обратился большевик к красногвардейцам. Сто винтовок, несколько пулеметов и тысячи рабочих, которые верны советской власти. Первое, что надо сделать, организовать оборону фабрики и рабочих кварталов. Поручаю это тебе, Виктор Федорович, и тебе, Константин Яковлевич.
Старые ткачи взбунтовались:
Вы в бой, а мы на покой?.. Несогласные мы.
Еще молодым нос утрем.
Товарищ Павел пригрозил революционным трибуналом. Но старики взъелись еще пуще:
Соплив нас стращать!..
Удумал старым большевикам в тылу с бабами сидеть!..
Мы в пятом году на баррикадах были, а теперь на задворки?..
Товарищ Павел решил схитрить. Хотя времени было мало поставил вопрос на голосование. Партийному решению старики подчинились, но не сразу успокоились, побрюзжали.
Пулеметов давай, заявил один. У проходных поставим
И красный флаг надо на башню. Чтобы все видели, с кем ткачи
И пулеметов дам, и флаг будет, согласился товарищ Павел. Пока не ясно, что делается в Первом стрелковом полку. Как, Минодора, берешь разведку на себя? спросил он женщину-ватерщицу в красной косынке.
Не привыкать солдат агитировать.
И последнее надо выяснить позицию левоэсеровской дружины.
Вооружены они дай бог нам. Дачу Грязнова забили пулеметами от подвала до чердака. Хорошо бы их на нашу сторону перетянуть, сказала Минодора.
Этим я займусь
Когда товарищ Павел подошел к даче бывшего управляющего фабрикой, где разместился штаб левоэсеровской дружины, здесь уже митинговали. Дружинники, опершись на винтовки, стояли, сидели на вытоптанных клумбах, положив винтовки рядом.
Многих ткачей товарищ Павел
хорошо знал и понимал, что в эсеры они попали по малограмотности. А когда на деревянном крыльце кирпичной дачи увидел здоровенную фигуру Лаптева, даже обрадовался часто схватывались они на митингах, но последнее слово всегда оставалось за большевиком.
Один из вожаков фабричных эсеров Симкин франтоватый сердцеед и гитарист читал, заглядывая в бумажку:
«Сегодня ночью власть узурпаторов и немецких шпионов в городе пала! Отныне вы граждане великой России свободны! Новая, народная власть примет все меры к обеспечению продовольствием, и ваши дети не будут голодать! Призываем вас выступить в поддержку братьев, взметнувших над городом знамя борьбы и свободы!..»
Увидев товарища Павла, Симкин поперхнулся, отодвинулся за Лаптева, что-то шепнул ему. Тот отыскал большевика глазами, сунул руку в оттопыривающийся карман плохонького пиджака, поправил дешевый, поношенный картуз на голове.
Перестань, Симкин, наводить тень на плетень! крикнул из толпы Павел. Ты и врать-то как следует не можешь брешешь по чужой бумажке!.. Слышите?! Большевик указал рукой в сторону станции Всполье, откуда доносились пулеметные очереди и винтовочная трескотня. Это братья-золотопогонники расстреливают братьев-рабочих!
Длинный Лаптев, будто сломавшись в пояснице, перегнулся через перила высокого крыльца:
Это немецкий провокатор! Застрелить его!
У товарища Павла рука потянулась к парабеллуму, но удержался. Среди дружинников злые голоса: