Тогда отпусти, всхлипываю.
Не могу. Ты убежиш-ш-шь.
Ну надо же какой догадливый. Но может мне удастся как-то его обхитрить?
Как я убегу, если ничего не вижу? Я же почти слепая. А сейчас темно, подпускаю в голос жалобных ноток.
Тогда мне тем более лучш-ш-ше нести тебя на руках, замечает незнакомец. А то еш-ш-щё пораниш-ш-шься.
Поразительно заботливый монстр мне попался. И хитрый, зараза.
Мне в ноги холодно, выпаливаю. Позволь найти свои балетки.
Я уже наш-ш-шёл, в наш спор вклинивается ещё один голос. Тоже смутно знакомый. Это же тот, кто остался, чтобы разобраться...
Что с моими родными?! кричу, принимаясь вырываться с удвоенной силой. От приступа паники в голове снова темнеет.
Всё с-с-с твоими родными хорош-ш-шо, успокаивающе сообщает второй незнакомец. И с матерью, и со с-с-служанкой, к которой ты так привязана, тож-ше. Она мне даже вещи твои помогла с-с-собрать.
Тамара Павловна не служанка. И она не могла... выдыхаю потрясённо.
Могла. Ш-ш-шоа, остановись. Женю действительно нужно укутать лучш-ш-ше, чтобы не замерзла. Люди очень хрупкие. А наш-ш-ша девочка ещё и нездорова.
Боже, это точно какой-то бред. Меня прямо из дому похитили какие-то два психа и теперь ведут себя так, будто мы близкие знакомые. Будто имеют на меня какие-то права.
Кто вы такие? мой голос от волнения срывается на хриплый шёпот. Зачем я вам?
Ты действительно ничего не помниш-ш-шь? спрашивает тот, который Шоа, останавливаясь, как и велел ему соучастник.
Не помню что?
Нас с-с-с братом. Наш-ш-ше совместное путеш-ш-шествие. Наши отнош-ш-шения?
Отношения? степень моего офигевания растёт просто в геометрической прогрессии. Путешествие? Вы, наверное, бредите. Либо обознались. Мы с вами незнакомы. И между нами нет никаких отношений.
Знакомы, Ж-шеня, возражает второй.
И я чувствую, как меня вынимают из рук первого. Чтобы завернуть ещё во что-то. Одеяло, кажется. А на ноги ещё и что-то тёплое надевают. Судя по ощущениям, мои любимые вязаные носки, которые мне Тамара Павловна подарила. Значит, действительно она вещи собирала. И именно это позволяет мне наконец-то успокоиться немного.
Ситуация до ужаса странная и пугающая. Но всё же эти двое, кажется, не собираются причинять мне вред. По крайней мере, пока что.
Может, всё-таки произошла какая-то ошибка?
Простите. Я, правда, не помню вас. И даже рассмотреть сейчас не могу. Когда мы с вами познакомились?
Когда ты лежала в коме, оглушает меня совершенно неожиданный ответ.
Ну точно бред. С горла вырывается истерический смешок.
Вот не смешно. Совершенно. Как я могла познакомиться с кем-то, если была без сознания?
Мы обязательно обо всём рас-с-сскажем, Ж-шеня, обещает тот второй, который постоянно раздаёт приказы. Как только окажемся на наш-ш-шем корабле. Здесь оставаться небезопас-с-сно.
Постойте. Я не соглашалась никуда с вами идти. И уж тем более, не позволяла, чтобы вы меня куда-то тащили. Это это похищение вообще-то. И противозаконно.
М-м-м, малыш-ш-шка, ну как мы могли не похитить тебя, когда так долго ис-с-скали и так сильно сос-с-с-скучились? урчит ласково тот первый, который Шоа. И меня снова отнимают, как переходящее знамя, чтобы сжать в огромных лапищах.
Но я вас не знаю. И не хочу ни на
какой корабль. Откуда здесь вообще корабли? До ближайшего большого водоёма чёрт знает сколько
У нас другой корабль. Ему водоёмы не нуж-шны, фыркает этот шутник.
Всё равно. Верните меня домой.
А если мы тебе скаж-шем, что на корабле у нас-с-с есть то, что вернёт тебе зрение? И полнос-с-стью вылечит от последс-с-ствий удара молнии.
А вот это уже больно. Нельзя так мерзко шутить.
Я скажу, что вы заигрались. Таких волшебных лекарств не бывает. Не стыдно издеваться?
Что ж, видимо, у нас не остаётся другого выхода, кроме как доказывать тебе делом, что мы говорим правду, вздыхает «командир». А когда убедиш-ш-шься, тогда и поговорим.
6.2
Куда тебя отпус-с-стить, Женя? передо мной вырастает огромный чёрный силуэт. К матери, которая превратила тебя в бес-с-справную куклу? Или к этому с-с-сопляку, которому тебя реш-ш-шили продать?
Что откуда вы задыхаюсь я. Это не ваше дело! Просто отпустите и всё!
Нет, моего подбородка касаются чьи-то пальцы, заставляя вздрогнуть. Поворачивают мою голову, вынуждая ощутить чужой внимательный взгляд на лице. Ты не помниш-шь нас-с-с. Но мы знаем тебя. И помним, что ты сделала ради нас-с-с. После твоей немыс-с-слимой жертвы, самое малое, что мы можем с-с-сделать, это вернуть тебе здоровье. Не с-с-спорь, маленькая. Мы обязаны вернуть тебе этот долг.
Поверь, крош-ш-шка, к макушке прижимается лицом второй, тот, что держит меня на руках. Неужели целует? Вдыхает мой запах боже... Мы не желаем тебе зла. Только не тебе, маленькая.
Не знаю, что со мной Но что-то в этих словах отзывается странной тоской внутри. За живое цепляет их настойчивость, уверенность. Бережность. И я почему-то верю. Разум вопит, что это глупо, опасно, что нельзя полагаться на слова неизвестных мужчин, которых я даже не вижу. Что они несут какую-то чушь. Притом с жутким шипящим акцентом. Что всё это не может быть правдой А глубоко внутри что-то шепчет: «Поверь. Ты же чувствовала, что с тобой что-то произошло, пока лежала в коме. Неужели тебе хочется назад в ту клетку? Терпеть дальше боль? Отказаться Сама же потом будешь жалеть».