Антония вошла без стука и поинтересовалась, готова ли я причёсываться. Я была готова, и пошла с ней в комнату, именуемую в доме «дамской» там хранились всяческие наряды и украшения Софьи Людвиговны, и стоял туалетный столик с большим зеркалом. Вот перед тем зеркалом меня и усадили, и Антония принялась укладывать мои волосы. Вообще мне, конечно, грех жаловаться, волосы у меня не самые плохие, но уложить их не так-то просто, однако, для Антонии ничего сложного как будто не было. Она пользовалась каким-то средством, которое наносила по ходу расчёсывания, и волосы не топорщились и не торчали. И словно сами ложились по команде её ловких и умелых пальцев волосок к волоску. Шпильки тоже вставлялись всё равно что сами, и несколько мелких цветов из той же ткани, что букет на платье, тоже вставились и держались, как надо. Я поблагодарила Антонию, та просто молча кивнула, ну да она вообще неразговорчива.
Дальше пошли одевать меня в платье.
Корсет шнуровала тоже Антония, у неё это выходило быстро и ловко.
А на шею что наденете? спросила
она.
Ничего, пожала я плечами. Просто останется цепочка от крестика.
Мне кажется, она грубовата для этого платья. Можете вы снять ваш крестик на вечер?
Нет, тут же ответила я. Может быть, спрячем? Ну там, булавками приколем к платью изнутри?
Покажите, она хмуро взглянула на меня. Я посмотрю и подберу булавки.
Я вытащила из-под сорочки и корсета крест бабушки Рогнеды, он и вправду и сам по себе был достаточно велик, больше обычного нательного крестика, и цепочка у него толстая и сложного плетения. А Антония как увидела его, так и впилась взглядом.
Откуда у вас такая вещь и зачем она вам?
Что значит зачем? не поняла я. Зачем люди крестики носят? Вот и я так же. А откуда от бабушки. Я ещё маленькая была, когда она надела и не велела снимать.
И где ваша бабушка?
Умерла, уже давно.
И вы всё равно не снимаете эту вещицу никогда? усмехнулась Антония.
Нет, сказала я как могла весомо. И не собираюсь. Это память. Или даже больше, чем память.
Это напоминание о моей старой жизни. О том, что она у меня вообще была. О том, что жила-была девочка Оля Филиппова, училась, работала, о чём-то мечтала, что-то делала для мечты. А теперь у этой девочки какая-то странная попаданческая жизнь.
Хорошо, попробуем спрятать, не стала спорить Антония.
Она принесла мелких двойных булавок, и приколола цепь в нескольких местах к подкладке лифа.
Хоть ленточку привяжите, что ли. С голой шеей неприлично.
Ленточки в тон платья и отделки и ещё кусочки кружева мне были выданы вместе с ним. Вот, бордовая, можно будет красиво её завязать, а можно добавить кружева, будет чокер В общем, я попросила ниток и иголку, и принялась ваять чокер. Свернула розочку из бордовой атласной ленты, сделала вокруг неё розетку из кружева годится.
Антония осмотрела и одобрила.
Да, подходит. У вас очень хорошо получилось, Ольга Дмитриевна, кивнула она без улыбки.
Дальше я пошла в гостиную ожидать, а Антония отправилась одевать Софью Людвиговну. Я не рискнула садиться в кресло, чтобы не помять платье, просто взяла книгу и встала с ней под зажжённой Антонией магической люстрой. Книга была об истории здешней России потому что нужно же знать, что тут и как. Я как раз осознала, что здесь были свои великие Пётр и Екатерина, когда появилась Софья Людвиговна. В чёрном шёлковом платье и с умопомрачительными украшениями как всегда, величественна. Опиралась она на уже знакомую мне трость с серебряным наконечником.
Вы хорошо выглядите, Ольга Дмитриевна, сообщила она мне. Пойдёмте же, пора ехать.
Я подхватила мешочек, в котором были мои бальные туфли, и ещё сумочка из ткани от платья с перчатками, платочком, маленьким зеркальцем и веером, два последних предмета купили у китайцев на ярмарке в прошлое воскресенье. Хозяйка сказала, что в бальной зале затруднительно выжить без веера, ибо очень душно, я поверила. У неё самой был великолепный веер из чёрных страусовых перьев на планках из панциря черепахи, Антония везла его в специальной шкатулке.
О да, Антония отправлялась сопровождать нас. Ни в театр, ни в гости она с нами не ездила, а тут поехала. Села в экипаже напротив нас и велела Афанасию трогать.
Мы приехали в ту часть города, где я в этой реальности ещё не бывала. Но узнала дом с якорем на крыше потому что у нас тоже есть такой. Не просто дом, а целая усадьба с несколькими домами, разбросанными по парку, и если у меня дома главный дом не сохранился, то здесь стоит, целёхонек. Видимо, здешний Владимир Платонович, как и наш, домашний, тоже любит живопись, собирает картины и построил целый отдельный дом под картинную галерею.
Впрочем, прибыли мы не в галерею, а как раз в главный, не сохранившийся в моей реальности дом. Нас встретили, приветствовали, пригласили в комнату, где можно было переодеться. Оставить платки и шубы, снять сапоги, причесаться, надеть бальные перчатки. Тут я поняла, для чего нужна Антония она помогла Софье Людвиговне, а потом и мне сменить уличную обувь на бальную. Я толком не могла согнуться в корсете, а хозяйка вообще уже почти не сгибалась, Антония помогала ей всегда.